Отчего-то радостный крепыш отобрал у ветра малое Катюшино имущество так ловко и быстро, будто пулю поймал рукой.
— А давайте я сам решу ваши проблемы, — предложил он Катюше опять, вот дурак какой, радостно.
Ну, что ей опять оставалось делать — бедненькой, забитенькой своим глупым стыдом, не знающей Москвы и пути в главное милицейское управление? Любая ответила бы на символический вопрос, как одна, одинаково: «Вздохнуть и покориться доброй силе судьбы».
— Ну, как? — спросила Олеся Морозова, она же, минуту назад — сестра Ксения, своего любимого Андрея и, не дожидаясь ответа, закрыв лицо руками, заплакала.
Только что она примеряла купленный в магазине наряд — облегающее фигуру красное платье и золотые босоножки.
Калека спрыгнул с подоконника на кровать, с кровати на пол, подобрался, как собака, к ногам Олеси, обнял здоровой рукой и культей ее голые коленки, головой уткнулся в родной живот.
— Мы живы, — бормотал он, как заклинание, слова утешения. — Главное, мы живы и вместе. Навсегда.
— Ненавижу, — сквозь слезы мычала Олеся, закидывая назад голову. — Как я ее ненавижу. Я бы рвала ее кусками, сколько бы в руку влезло за раз, за два, за три. Господи, да ты мне платье испортишь, — оттолкнула она молчащего от сочувствия к ней калеку и стала разглядывать мокрое пятно на животе.
— Олеся, это же я, — воскликнул обрубок человека по имени Андрей, обращаясь к ней, как к потерявшей разум.
— Прости, — сказала она без слез. — Я чувствую, как жизнь уходит из меня.
— Откажись, — попросил калека.
Олеся покачала головой, попыталась объяснить происходящее с ней:
— Меня засасывает черная воронка — большая, как пылесос, во сто крат увеличенный.
Андрей сморщился от боли за нее:
— Я тебя потеряю, потеряю…
Олеся погладила его по голове, как маленького, и улыбнулась, отвечая не Андрею, а продолжая собственную фразу:
— Самое смешное и обидное, что мне это нравится.
— Не вижу ничего смешного, — угрюмо ответил Андрей. — И почему — обидно?
«Потому что жить охота, — хотелось сказать Олесе. — Да, наверное, не получится. Очень уж хочется посмотреть, как Анька на том свете в аду гореть будет».
— Обидно, — стала объяснять она Андрею и корить его — потому, что время идет, а у него еще ничего не готово. — Где «бомба»?
Андрей любовно посмотрел на рассерженную Олесю и улыбнулся.
— В шкафу.
— Издеваешься? — как девчонка, вспыхнула она и шутливо, как в далекой юности, дала ему подзатыльник.
Андрей рассмеялся:
— Да нет же. Иди посмотри сама.
