— На парикмахера, — с вызовом ответила Леночка. — А что в этом плохого? По крайней мере, я в своей стране как жила, так и живу. Не бегаю, как некоторые, по заграницам и родину свою не оклеветываю.
— Что? — с интересом переспросила Мирра. — Как вы сказали? «Не оклеветываю»? Чудненько. Позвольте мне, бегающей, как вы только что выразились, по заграницам, вам, патриотке родины, заявить, что нет в русском языке такого слова, которое вы только что изволили употребить. Есть слово — в знак особого отношения к вам говорю его по слогам — «кле-ве-щу». Можете взять ручку, если вы умеете ею пользоваться, и записать сие слово на память. И в дальнейшем, если у вас возникнут трудности в произношении или написании русских слов, а они у вас будут возникать регулярно, не стесняйтесь, звоните мне в Париж. Я вам все растолкую по-родственному.
Красная, как клубника, Леночка хотела уж было вспомнить свою пэтэушную юность и ответить выпендривающейся старухе-иностранке по-простонародному, нахамить с наслаждением, но Гриша, потеряв еще большую клубничину, с шумом полез под стол. Да и Василий Сергеевич, знавший за девочкой грешок простонародного «красноречия», не дал ей развернуться и отвести душу.
— Милочки, не ссорьтесь, — обратился он больше к Леночке. — Давайте я вас лучше обниму обеих, чтобы брат мой, который на небесах сейчас, увидел, как же дружно мы живем — одной большой семьей.
— Не ссоримся, — сказала, как всегда, глупая жена Василия Сергеевича — Лизавета.
Как всегда, она что-то вязала — то ли носок, то ли шарфик.
Василий Сергеевич ласково посмотрел на супругу.
За это он ее и любил. За носок, за шарфик, за глупость. За уют, простоту и домашность, знание своего места и знание его места в жизни, за то, что при слове «семья» он с нежностью, пронзающей душу насквозь, представлял сидящую в широком кресле под красным абажуром Лизавету, беззвучно считающую петли в недовязанном полосатом носке: Васеньке на зиму. Как будто он был охотник или рыбак.
«А в целом Лизавета ухватила суть проблемы правильно, — не раз думал по поводу носков и шарфов на зиму Василий Сергеевич. — Не охотник я и не рыбак, но тоже — добытчик. Спасибо ей, что на иерархической семейной лестнице я стою выше всех. Она сама меня туда поставила и спустилась вниз вязать носки. Оттого и живем с ней душа в душу тридцать лет. А вот Темке не повезло. Все его бабы с закидонами были. Все выше мужа взлететь хотели. Как брат не понимал, что не его они любили, а славу его. Сначала восхищались славой, потом добивались славы и начинали чужой славе завидовать. Примеряли ее на себя, как платье, а она им, как фасон, не подходила. Вот и не свилось у брата настоящего семейного гнездышка. Вот и разлетелись его птички. Кто — уже на кладбище, как Маша и Рита, кто — в Америке нашел себе мужичков попроще, под себя — как Галя и Валя. Мирра по свету мотается, себя не находит. Леночка добилась славы мужа, но еще не успела ей позавидовать. С ней брат еще был счастлив, когда его убили. Сына она ему родила — хорошо, а все равно не сложилось бы у них такое счастье, как у нас с Лизаветой. Слишком разные они были».
