Думал, и всё больше склонялся к тому, чтобы не рассказывать. Скоро закроется садик, и мы уже говорили о том, чтобы отправить дочку к тёще — на несколько дней. Так мы и делали раньше, пока дочь не ходила в садик — пять дней она жила у тёщи, а в субботу и воскресенье — дома, с нами.
Мне это не нравилось. Дочь называла домом тёщину квартиру, и у неё появлялись черты характера тёщи. Тогда я хотел одного: чтобы дочь постоянно была здесь, со мной, рядом.
Теперь мне хотелось, чтобы она немного пожила у тёщи.
Кошки. Это всё кошки.
Может быть, этот дом строил строитель-садист. Каменщик, который в перерывах, когда не подвозили раствор, вешал бродячих кошек на жгутах из синтетических бинтов… Бред. Конечно, бред, но… Как-то ведь всё это нужно объяснить.
И тут я заметил Чипа. Он сидел у стены напротив, и глядел на меня. В его глазах мелькало что-то, что насторожило меня.
— Брысь! — рявкнул я.
Он продолжал сидеть. Глядел, не моргая и не отводя жёлто-зелёных глаз.
— Брысь! Чтоб тебя…
Ноль эмоций.
А потом кот неторопливо поднялся, подошел к дивану, потянулся к моей руке и… лизнул её.
Я вздрогнул, испытывая почти отвращение. Всякое напоминание о могильнике в стене вызывало ощущение, что земля вот-вот поплывёт из-под ног. А тут ещё Чип. Со своей глупой кошачьей лаской…
Острая боль пронзила руку, да такая, что потемнело в глазах. Я вскрикнул, увидел, что Чип вонзил зубы мне в ладонь, как раз между большим и указательным пальцем, вонзил так глубоко, что кровь заструилась у него по усам.
Я вскочил, пытаясь стряхнуть с руки эту тварь, а потом стал отрывать её. Черта с два! Только новая боль, и скорее изумление, чем испуг.
Левой рукой я попытался разжать его челюсти. Он заурчал, клыки его, острые, как иглы промышленной швейной машины, ещё глубже вошли в кость.
И тогда я, наклонившись, стал изо всех сил бить его об пол. Он взлетал как тряпка, и после нескольких ударов действительно стал похожим на тряпку. А я всё пытался его как-нибудь стряхнуть с руки. А потом, уже не чувствуя никакой боли, а только ярость, ударил кулаком в стену. В его кошачьем тельце что-то хрустнуло. Он вытянулся, задергался, глаза его заволокли плёнки, похожие на бельма. Челюсти, наконец, разжались. Я выдрал его из своей руки, метнулся в кухню, и швырнул его в открытую балконную дверь, на балкон.
Всё! Надеюсь, что и с этой тварью тоже покончено.
