Их магазин, располагавшийся в цокольном этаже исторического здания рядом с гарвардской площадью, в то утро был тих. Гилберт сел глубже и пристроил ноги на низкий кожаный стульчик. Помещение он снимал у частного мужского клуба «Пи». На втором этаже, где находился клуб, Билл отдавал распоряжения единственной работавшей там женщине, Клаудии. Когда она готовила, всегда пела грустную гватемальскую песню, одну и ту же. Голос у нее был красивый, молодой, но слов Гилберт не мог разобрать. Он посмотрел вверх, оглядел стены. Зимой они сделали ремонт, пришлось повозиться, перетаскивая коробки с книгами. Свежая краска источала приятный запах, к нему примешивался древесный аромат, исходящий от новых стеллажей. В информационном отделе отец Пол уже принимал заказ, и второй телефон продолжал звонить. Ничего, подождут. Во французской секции в своем обычном углу присела мадам Бланшетт. Ее склоненную голову и немного безумный кошачий взгляд прикрывала брезентовая шляпа. Читая книгу, мадам Бланшетт шевелила ртом с белой, как после молока, полоской над верхней губой. Это от перекиси водорода. У женщин в этом возрасте пробиваются усики. Да, жизнь пытается всех перемешать в одном котле. Стирает разницу между полами, стирает акцент. Вот и мадам Бланшетт – знала ли она, что будет вот так просиживать в этом подвале? Муж был французским культурным атташе. Вечная память. Гилберт его помнил. Учтивый человек, всегда с улыбкой. Если уходить, то вот так: быстро, не доставляя никому хлопот. Он и не доставит.
Гилберт встал и прошелся вдоль стеллажей, проводя ладонью по корешкам книг, приветственно кивая посетителям, он знал почти всех. Тридцать лет работы на одном и том же месте. Тридцать лет и два месяца – это большой срок для человеческой жизни. Он уже знал по опыту, что, как медленно ни двигались стрелки, время бежало быстро. Летели дни, годы. Брат приезжал сегодня после обеда, и Гилберт ждал его с нетерпением.
В полдень он, как обычно, отланчевал в их маленькой кухне. Когда заканчивал, в кухню, потирая руки, вошел отец Пол. Он достал из сумки свой бутерброд и аккуратно положил его на тарелку:
– Я хотел с вами кое-чем поделиться, Гилберт. Вы уже закончили?
– Ничего-ничего, я могу задержаться. Пятница – легкий день!
– Представляете, Гилберт, – начал отец Пол, присаживаясь напротив, – на днях, когда вы ходили на прием к врачу, подходит ко мне одна женщина. Она по-английски не говорит, испаноязычная, по акценту я сразу определил, что из Испании.
