Айзек и я общались почти единственно посредством вздохов. Каждый раз, когда кто-нибудь обсуждал антираковую диету, или вдыхание молотых акульих плавников, или еще чего, он бросал на меня взгляд и едва слышно вздыхал. Я микроскопически качала головой и выдыхала в ответ.
Так что Группа поддержки была полный отстой, и через несколько недель я готова была топать ногами и кричать от необходимости ходить туда. На самом деле, в ту среду, когда я встретила Августа Уотерса, я старалась пропустить Группу изо всех сил, сидя на диване с моей мамой во время третьего этапа двенадцатичасового марафона прошлого сезона Топ-модели по-американски, который, надо сказать, я уже видела, но это без разницы.
Я: «Я отказываюсь посещать Группу поддержки».
Мама: «Один из симптомов депрессии — это отсутствие интереса к активности».
Я: «Пожалуйста, можно я просто посмотрю Топ-модель по-американски? Это активность»
Мама: «Телевизор — это пассивность».
Я: «Грр, мам, ну пожалуйста».
Мама: «Хейзел, ты же подросток. Ты больше не маленький ребенок. Тебе нужно заводить друзей, выбираться из дома и жить своей жизнью».
Я: «Если хочешь, чтобы я была настоящим подростком, не посылай меня в Группу поддержки. Купи мне фальшивые права[1], чтобы я могла ходить в клубы, пить водку и принимать травку».
Мама: «Травку не принимают, а курят, для начала».
Я: «Вот видишь, я бы знала это, будь у меня были фальшивые права».
Мама: «Ты идешь в группу поддержки».
Я: «Грррррррр».
Мама: «Хейзел, ты заслуживаешь нормальной жизни».
Это заставило меня заткнуться, хотя у меня и не получилось понять, каким таким образом посещение Группы поддержки означало нормальную жизнь. Все же я согласилась пойти — после того, как отсудила себе право посмотреть в записи те полтора эпизода ТМА, которые пропущу.
Я ходила в Группу поддержки по той же причине, по какой однажды позволила медсестрам с едва ли восемнадцатью месяцами образования травить меня экзотически названной химией: я хотела сделать моих родителей счастливыми. Хреново умирать от рака, когда тебе шестнадцать, но еще хреновее, когда твой шестнадцатилетний ребенок умирает от рака.
Мама въехала на круговой подъезд к церкви в 16:56. Я притворилась на секунду, что вожусь с кислородным баллоном, чтобы убить время.
— Хочешь, я занесу его за тебя?
— Нет, все нормально, — сказала я. Цилиндрический зеленый баллон весил пару кило, и у меня была маленькая стальная тележка, чтобы везти его рядом с собой. Он доставлял мне два литра кислорода в минуту через канюлю, прозрачную трубку, которая разделялась на двое у меня за шеей, оборачивалась вокруг ушей и снова соединялась в моих ноздрях. Этот гаджет был необходим, потому что из моих легких, вообще-то, хреновые легкие.
