Черчилль спрыгнул и подал руку Робин. Она, улыбнувшись, поблагодарила его. Внимание его привлек громадный тотемный столб во дворе. На нем скалились стилизованные головы нескольких животных, но чаще всего попадались кошачьи.
Витроу догадался, что интересует Черчилля.
— Я из Львов. Моя жена и дочери принадлежат к Речным Кошкам.
— Мне известно, что тотем является могучей частью вашего общества. Но мне чужда сама идея.
— Я заметил, что у вас нет ничего, что свидетельствовало бы о принадлежности к какому-либо из братств, — отозвался Витроу. — Я мог бы посодействовать вам присоединиться к одному из них. Это совершенно необходимо. По сути, насколько мне известно, вы — первые, кто сам по себе.
Беседу прервали пятеро ребятишек, выскочивших из главного входа и с нежностью набросившихся на своего отца. Витроу поочередно представил гостям этих голых мальчишек и девчонок, а затем, когда подошли к крыльцу, познакомил со своей женой, полной женщиной средних лет, некогда, вероятно, очень красивой.
Пройдя небольшие сени, они вошли в просторную комнату, вытянувшуюся во всю длину дома, и представляющую сочетание столовой, гостиной и комнаты для отдыха.
Здесь Витроу поручил Бобу позаботиться о том, чтобы обоим гостям дали возможность вымыться. Приняв душ, они получили весьма пристойную одежду, которую, по настоянию Боба, могли оставить себе.
Вернувшись из ванной в гостиную, они встретили Робин с двумя бокалами вина.
— Я понимаю, это противоречит вашим принципам, — прошептал Черчилль, пытаясь упредить отказ Сарванта, — но если вы отвергнете угощение, то обидите хозяев. Хотя бы пригубите для вида.
— Стоит уступить в малом, потом не устоишь и в большом.
— Да не упрямьтесь, как осел, — сердито зашептал Черчилль. — Вы ведь не станете пьяным от одной рюмки.
— Я притронусь к бокалу губами, — пообещал Сарвант. — И все. На большее не рассчитывайте.
Черчилль рассердился, но не настолько, чтобы не оценить по достоинству изысканный букет вина. К тому времени, когда показалось донышко бокала, их пригласили к столу. Витроу предложил гостям почетное место по правую от хозяина руку, Черчилля усадил рядом с собой.
Робин оказалась, к удовлетворению Черчилля, прямо напротив него. Даже просто смотреть на нее — и то доставляло ему радость.
Жена Витроу, Анжела, сидела на другом конце стола. Хозяин произнес молитву, нарезал мясо и стал передавать его гостям и домочадцам. Хозяйка говорила много, но мужа не перебивала. Дети, хотя и перешептывались и хихикали, следили за тем, чтобы не рассердить отца. Даже два десятка котов, разгуливавших по комнате, вели себя вполне пристойно.
