— Чего же нам ждать, — сказал я Джонсу, — нагрузим лодку провизией и полетим.
Хотя Джонс был осторожнее меня, но он согласился, и на 19 июля 1730 года был назначен первый пробный полет.
Оставив Джонса за приготовлениями к путешествию, я отправился в свое имение, чтобы сделать перед отъездом необходимые распоряжения. Втайне я рассчитывал в случае удачи опыта убедить своего друга сразу же предпринять более или менее продолжительное путешествие.
Домашних своих я застал в чрезвычайном волнении и тревоге. Жена, дрожа и запинаясь, рассказала мне, что днем два раза приходил шериф, имевший будто бы уже приказ о моем аресте по обвинению в колдовстве и богохульстве.
— Если не хочешь попасть в тюрьму, — сказала она, — ради Бога, не ночуй дома.
Попасть в тюрьму, когда завтра, подобно птице, я собирался взмыть к облакам.
— Успокойся, друг мой, — сказал я, — шериф уже засел в карты, и даже пожар не заставит его оторваться от этого занятия.
До наступления ночи успел я сделать все: написал завещание, собрал необходимые для дороги вещи, причем не забыл набить небольшой мешок золотом для коммерческих операций, оставив семейству довольно-таки крупную сумму денег.
Как ни трогательны были слезы прощания, как ни жаль было семейству моему расставаться со мной — на этот раз никто не отговаривал меня от путешествия. Пользуясь ночной темнотой, а также тем, что окрестные собаки, зная мою честность, не лаяли на меня, я скрылся из родного угла, научив жену, как направить шерифа по ложному следу.
В назначенный день выволокли мы вместе с Джонсом нашу лодку на улицу удивленного городка и, привязав шар к дереву, начали погрузку. Но не окончив и половины дела, увидели мы шерифа, раздвигая толпу шествующего к нам в сопровождении двух полицейских.
Я в это время находился на борту лодки.
— Именем закона, — произнес шериф, увидев меня.
Полицейские готовы были выполнить приказание своего начальника, но я, выхватив нож, перерезал веревку и на глазах удивленной толпы и растерявшихся от неожиданности полицейских поднялся к облакам.
— Теперь побеседуем, — успел я крикнуть шерифу.
Полицейские стояли, беспомощно растопырив руки. Джонс что-то объяснял им, сильно жестикулируя. Кто-то из толпы попытался схватить покачивавшуюся футов в десяти от земли веревку — я тотчас же отрезал эту последнюю возможность, намотав ее на барабан.
Шериф скоро ушел, разочаровавшись в возможности выполнить приказ о моем аресте, а я продолжал плавать над городом на потеху местных зевак. Джонс что-то кричал мне с земли — вероятно, просил опуститься на землю, но, как ни старался я хоть на несколько футов снизить лодку, это не удавалось мне. Я трогал всевозможные приборы и приспособления, открывал и закрывал какие-то клапаны — а шар мой, как на зло, поднимался все выше и выше.
