«В чужой стране ты оказываешься словно за забором или в клетке, — думал Антон. — Вокруг идет жизнь, но ты в ней как бы не участвуешь, а когда открываешь рот, то кажешься неразумным ребенком. Ты-то знаешь, что совсем не такой, взрослый неглупый человек, но поди-ка попробуй объясни это».
Ему казалось, что в общении с учительницей и ее дочерью он иногда может показать свое настоящее «я». Сначала Антона удивило, что Шарлотта решила учить его по детским книгам, но теперь он понял, что это умно и эффективно. Антон взял ту книгу с собой, прятал ее от племянника и остальных соотечественников, сидел над ней по ночам. Он с удовольствием читал про говорящих кроликов и распивающих чаи тигров. Вспомнил, как ребенком научился читать, потому что ему было интересно, что там дальше.
Антон сказал об этом Шарлотте, когда они увиделись в следующий раз. Вернее, попытался сказать — ему, как всегда, трудно было подобрать нужные слова. Он думал про интересные истории — как они устроены.
— История — всегда вперед. Это случится, потом то. Мы хотим знать, как случится, что будет следующее. Как из-за одной вещи будет другая.
— Именно так, — кивает Шарлотта. — Это и называется рассказом. Тут важно еще искусство рассказчика, его изобретательность.
— Изо… бре?..
— Талант выдумывать.
— А, да-да! Поэтому мы радуемся. Потому что не так, как в нашей жизни. Там слишком много… — Тут он напрягся. — Случайно! Случай. Ты получаешь работу. Твоя жена уходит. Ты теряешь работу. Случай — на тебя едет автобус.
— Или кто-то сбивает с ног, — кивает Шарлотта, — и ты ломаешь бедро…
Антон морщит лоб, потом вдруг улыбается:
— И вот потому я здесь, в доме вашей дочери. Поэтому.
— У нас в языке есть выражение для этого. Странное такое: стечение обстоятельств.
— Это тоже история, — говорит Антон. — Но не так, как в книге. Это… это никто не может контролировать…
— Непредсказуемо.
— Простите?
— Это вы меня простите. В общем, я хотела сказать, что мы живем в мире, которым не можем управлять. От нас мало что зависит. Вы верующий, Антон?
Он развел руками, отрицательно покачал головой.
— Вот и я тоже нет. Говорят, это утешение. Или, вернее, костыль. — Она постучала по своему костылю.
— Моя мать — да. Она теперь выходит из дома, только чтобы пойти в церковь.
— Завидую ей. Я пыталась поверить. Давно. Но мне не удалось. Никогда не удастся.
— В Библии много историй, — задумчиво произнес Антон.
— Это верно. Про доброго самаритянина, например. Про пять хлебов и две рыбы. Но это особые истории, притчи. В каждой из них заключена мораль. А люди не всегда любят, когда им читают мораль. Нужна более сложная форма внушения.
