А теперь Шарлотта вступила на ленту эскалатора, который без остановок едет вниз. Мы прекрасно знаем, куда именно, но лучше на этом не зацикливаться. Хватит и того, что время ужасающе предсказуемо, кроме, разумеется, тех случаев, когда оно не хочет таким быть. В бессонную ночь, например, или в день, когда боль взбрыкнет, закусит удила, а каждый час становится испытанием на прочность. Шарлотта прожила в доме Роуз очень недолго, но и это время разбито на невыносимо тягучие, длинные часы.
Сегодня боль торжествует, исполняет бравурные марши. Болит спина, бедро ей вторит.
«Важно помнить, что это не навсегда, — напоминает себе Шарлотта. — Завтра все может быть по-другому. Мы еще спляшем, фигурально выражаясь, разумеется. Думай о хорошем».
Время ланча. Роуз придет позже, она встречается со своей подругой Сарой. Шарлотта готовит себе салат и пробует думать о хорошем. Ее уносит в область воспоминаний, как это теперь часто бывает. Что может быть позитивнее их? При этом хорошие вытесняют плохие. Том. Они едут в машине, Том за рулем. Он кладет руку ей на колено, и это означает: «Мы едем вместе. Как здорово!.. Кстати, я люблю тебя». А куда они тогда ехали? Одна мысль перетекает в другую по таинственным законам свободных ассоциаций. Вот Шарлотта идет из библиотеки домой, везет маленькую Роуз в колясочке, на минуту на что-то отвлекается, а потом видит, что дочка с наслаждением комкает в руках коричневый пакет с овощами. Элизабет Боуэн и Айрис Мердок уже заляпаны раздавленными помидорами.
Почему в ее памяти сохранились именно эти моменты? Ладно, уцелели, и слава богу. Эти нити и связывают ее с жизнью. В конце концов остается лишь горстка образов — на первый взгляд бессвязных, случайных. Хаос, вы скажете, но именно этот хаос и делает каждого из нас личностью. Индивидуальностью, выражаясь профессиональным языком.
Этой своей индивидуальностью Шарлотта, как щитом, закрывается от боли. Та в ответ зловеще скалится. На десерт Шарлотта выбирает фруктовый йогурт.
— Ты помнишь, как была влюблена? — спрашивает Роуз.
Сара задумывается.
— Смутно. Кажется, тогда я временно потеряла рассудок. Давно это было! — Роуз кивает и слышит: — Почему ты спрашиваешь? A-а, знаю! Собираешься написать дамский роман.
— Если бы, — вздыхает Роуз. — Нет, просто думаю… о том, о чем давно не размышляла.
— Сколько же раз с тобой это случалось?
Роуз прикидывает:
— Два с половиной. А с тобой?
— Надеюсь, Джерри не является как раз половиной. Со мной? Дай подумать… Три целых и шесть десятых раза. Шесть десятых — это учитель физкультуры в школе, правда, я тогда заболевала ангиной с высокой температурой, чем, возможно, все и объяснялось.
