ее… Все эти размышления в связи с книгой Mauriac'a. Почему душно богословие, душно и благочестие, а вот в "культуре" – у Mauriac'a, у Солженицына – так ярко вспыхивает "единое на потребу"?
"Аще не умрет, не оживет"[245]. Это относится также и к "прошлому". В христианстве мы заняты не (а) смыслом истории (идол гегельянства), не (б) природой (идол эллинизма, оживающий в современном формализме, структурализме и прочих извечных антиисторизмах), а смертью и воскрешением как постоянной победой Христа и над историей, и над природой. Чтобы быть нашей жизнью, прошлое должно в нас умирать как только прошлое, природа как только природа и история как только история. В этой возможности – единственность Христа и христианства. Царство Божие трансцендирует, побеждает природу и историю, но открыто оно нам Христом через природу и через историю. Начало и конец всего: "Христос сегодня и вчера и во веки Тот же"[246] . Все это "решается" только, когда "решается" вопрос о смерти. Откровение ее нам Христом.
Пятница, 27 сентября 1974
После восхищения, вызванного литературным совершенством Mauriac'овского "Un adolescent d'autrefois", прочел вчера вечером несколько страничек "Карантина" Максимова. Первые страницы только, поэтому и впечатление первое, может быть, ложное: серости, "неумения" в том смысле, в каком Mauriac "умеет". Что такое подлинное произведение искусства, в чем секрет его совершенства? Думал сегодня, лежа в кровати: это полное совпадение, слияние закона и благодати . Ведь если и в духовном, религиозное плане – "Павловском" – благодать противопоставляется закону, то не потому совсем, что они о разном , и что одним – благодатью – просто уничтожается и заменяется другое – закон. Без закона невозможна благодать, и именно потому, что они о том же самом – как образ и исполнение, форма и содержание, идея и реальность. Таким образом, благодать – это тот же "закон", но преложенный в свободу, лишенный всего "законнического", то есть отрицательно-заградительного, то есть чисто "формального" в себе. В искусстве это очевиднее всего. Оно начинается с закона , то есть с "уменья", то есть, в сущности, с послушания и смирения , принятия формы. Оно исполняется в благодати : когда форма становится содержанием, до конца являет его, есть содержание.
Воскресенье, 29 сентября 1974
Недолго дома – с бронхитом и кашлем. И как не хочется "вылезать" обратно, из норы, из – хотя бы относительного – одиночества!
