Уводили её на убой.
Не знаю, что тогда творилось в нашей семье, я был далеко. Но то событие каким-то краем коснулось Рогули, описанной мною в повести «Привычное дело». Уже после того, когда повесть вышла в свет несколькими изданиями, Анфиса Ивановна рассказы вала, как вела она корову до станции Пундуга Се верной железной дороги, где принимали скот.
Всю дорогу до конца своего смертного пути Берёзка плакала. Крупные светлые слезы катились по её морде весь день, пока шли до станции. Мать плакала тоже, жалея корову и нас, а может, потому, что вспоминала погибшего мужа. Он уже не мог за неё заступиться. Кто знает, что думали обе?
— Мама, почему ты раньше не написала мне в письме, как плакала Берёзка по дороге на Пундугу?
— Я почти никому не рассказывала, — ответила мне Анфиса Ивановна. — А кому рассказала, те мне не верили. Вдруг бы и ты не поверил?..
Мне хотелось сказать матери, что мы все пятеро всё же выросли, что она ни одного из чирят не потеряла в войну благодаря Берёзке и Божией помощи. Но я промолчал, из-за горловой спазмы слова застряли в груди.
* * *
Семейная жизнь у моей бабушки, Анны Михайловны, не сложилась. После рождения у нее второго незаконного ребенка ее отец, Михайло Григорьевич, изгнал дочь из дома, и она уехала с двумя малолетними детьми в Вологду, нанялась вначале в прислуги, затем работала у купца — грузила и разгружала баржи с лесоматериалом. Она умерла в Вологде в больнице от какой-то болезни. Случилось это примерно в тысяча девятьсот восьмом году, когда моей матери не было и трех лет.
Двух сирот власти по этапу отправили из Вологды к деду в деревню Тимониху.
Что значит по этапу? Это значит — от деревни к деревне. Сопровождала сирот какая-то бумага, конечно, я не знаю ее содержания. Детей везли от деревни к деревне, ночлегом и кормежкой обеспечивали так называемые десятские. Они же на следующее утро везли сирот в другую деревню по намеченному маршруту. Те же десятские принимали слепых, бездомных и всех путешествующих.
Интересно, что мать запомнила, чем их угощали в деревнях на ночлегах. От деревни к деревне, день за днем, сквозь церковные посты и двунадесятые праздники, через поля и покосы, через волока и болота ехали двое сирот к суровому православному деду Михаиле Григорьевичу Коклюшкину, уроженцу деревни Осташихи Азлецкой волости Кандиковского уезда. Дед был не только законопослушным, но и истинно православным христианином: что впереди, что позади, христианство или законопослушание, пусть читатель думает сам…
