Про Перьят сыновей была частушка:
У Перъёнковых братанов
На троих одни портки,
Платон носит, Вася просит,
Николаю коротки.
Василий Иванович, спасибо вам за книжку, я с такой радостью читала. С приветом к вам Лукичёва Мария. 15 января 2001 г.»)
Отец Иван Фёдорович чувствовал, что и ему предстоит уходить на фронт. Как-то он подвыпил (вспоминая только что полегших), взял ружьё с заряженными патронами, складной, чуть ли не хлебный ножик и повёл меня в поле. Это поле почему-то называлось четвёртым.
Была сухая, довольно тёплая погода, был полдень, и запах полевых цветов дополнял всю роскошь летнего дня. Белые кучевые облака в бесконечном голубом небе почти не двигались, ветерок дул совсем ласково, словно лишь для прохлады. Несмотря на июль, ещё взлетали жаворонки, захлебываясь своими журчащими голосами, то поднимаясь вертикально ввысь, то опускаясь так же вертикально.
Отец положил ружьё в траву, срезал ивовый прутик и вырезал мне свистульку. Подул, а она не свистит. Тут уже я принялся настраивать, в этом деле я был уже ловчее отца. Сок в иве шёл на убыль, но я сделал свистульку. Поколотили, чтоб «свернуть». Посвистели оба по очереди… Но меня больше интересовало лежащее рядом ружьё (сломка 16 калибра). Отец не стал меня больше мучить, показал, как взводить курок, как прицеливаться и нажимать на спусковой крючок. Лишь после этого вставил патрон. Но сначала выстрелил сам прямо в синее небо, «сломал» ружьё, вынул гильзу. Я спросил:
— Татя [Мы со старшим братом звали отца именно так: татя. Писатель В. Маслов, уроженец Поморья, зовёт отца татой. Тятя, тата, татя… Просклоняете каждое слово, и вы почувствуете разницу, она укажет на богатство русского языка], а чем это так пахнет?
— Сынок, это порохом так пахнет. Бери вот патрон и заряжай сам!
Я оказался на седьмом небе… «Сломил» одностволку не без натуги. Вставил патрон с дробью, запыженной газетной бумагой.
— Не торопись! Осторожней… — предупредил отец. — Поднимай прикладом к плечу… Я взведу тебе курок, а ты пока целься…
Куда там целься! От восторга я сумел только поднять одностволку под углом. Отец едва успел взвести курок, и я бахнул не целясь… Газетные пыжи долго падали в полевую траву… Мне хоте лось палить ещё и ещё, но отец, смеясь, сказал, что патронов больше нет. Мне не было восьми лет, но я впервые почуял в себе взрослого во всех трёх ипостасях: пахаря, охотника и солдата. Я хвастался перед сверстниками, как заряжал и стрелял, как пыжи разлетелись. Был я счастлив, хотя в деревне то тут, то там женщины выли и причитали.
