Крылатские Холмы и вкривь и вкось опоясаны тропами. Изрыты Холмы и утыканы каким-то железом. Но земля ещё сопротивляется натиску бетона и кирпича. Как не хочется ей впадать в летаргический сон, уходить под каменный панцирь, укрываясь серым асфальтовым саваном! Земля поверх асфальта мертва навсегда, она становится не землёю, а грязью…
Женщина с Украины: «Живу одна. Зять женился и ушёл к новой жене, а внук тоже женился, на мой взгляд, очень плохо. Его жена старше Алексея на 9-10 лет, имеет троих детей, старший её сын уже в армии, младшая девочка в первом классе. Я от этого горя ещё больше тоскую и мучуся. А как Ваше здоровье? С глубоким уважением к Вам и приветом Ваша случайная знакомая, которая не даёт Вам покоя своими письмами и своим го рем. Будьте здоровы. Счастливы ли Вы своими детками? С уважением к Вам… 4 декабря». Всё письмо написано дрожащей старческой рукой. Вот конец этого письма на украинской мове:
«Я бачив, як вiтер берёзу зломив,
Кориння порушив, гiлля покрутiв,
А листя не в’яло свiже було
Аж поки за гору вже сонце зайшло.
Я бачив, як серну пiдстрелил стрiецъ,
Звалилася бiдна, прийшов iй кiнец,
Боротися з смертью було iй не в мiч,
Одначе боролась поки зайшла нiч.
Я бачив метелик поронений млiв,
Крыльце перебите на сонечку гpiв.
Ще трошки пожити на думцi було,
I може пожив би, так сонце зайшло.
Пришли на память слова старинной песни, которую я пела лет 70 тому назад. 5 лет как умерла моя дочка Тамара. По специальности врач-педиатр. Она была умница и красавица. Её любили и уважали люди. Все дни приходили ко мне её подруги. И хорошие знакомые с Киева и Полтавы приезжали. А её нет и нет. Эти дни живу в большом горе и печали, потому вдруг и выплыли в памяти слова старинной песни. Знаю, что Вы очень заняты, а я лезу к Вам со своим письмом, со своим горем».
Процитирую ещё два письма из тех тысяч, что прислали мне как литератору и публицисту:
«Царское Село. 27.2.94 г.
Дорогой и замечательный писатель Василий Иванович! Знаете ли Вы, что о Вас с акцентом идёт речь в книге Ф. Чуева «Сто сорок бесед с В. Молотовым» (М. Терра, 1991). Это в связи с письмом Фрумкина в Политбюро. Пафос книги — в ней более 600 страниц — гимн Сталину и сталинщине. Мой приятель учитель, прочитав эту книжицу, сказал: «Это реставрация нимба вокруг чела «отца всех-всех народов» и реабилитация геноцида, массового убиения крестьян Руси». Книга — оправдание 70-летнего эксперимента над сельской страной. И пусть запоздалая, но романтизация кремлёвских Супер-Гениев… На днях я прочитал Ваш очерк в «Лит. России» о годе «великого перелома».
