С 1929 по 1931 год шла коллективизация в два этапа. Первый этап — осень 1929 года — «сталинская коллективизация на основе ликвидации кулачества как класса». Потом вышла статья Сталина «Головокружение от успехов» — обвинили низы. Колхозы распались. С 1931 по 1932-й — новая волна коллективизации (уже «осознавших»)». Эта волна сметала всё на своем пути. Особенно досталось хуторянам.
У меня есть черновые наброски Александра Павловича к поэме о том периоде:
…В былые годы сколько деревень
Ютилось под морозным синим небом.
В работе не испытывая лень,
Питаясь лишь картофелем и хлебом,
Зато привольем — пару поддавай!
И рыба, и грибы, и сенокосы.
И ширь лесов да псов протяжный лай,
Да по утрам усердно свищут косы.
Крестьянский поэт А. П. Кузнецов описывает, своеобразный период, когда крестьянам разрешалось выходить на отруба и селиться на хуторах: такие мужики освобождались от налогов до пяти лет и быстро вставали на ноги. Вместе с ними вставала на ноги и вся Россия.
Кто трудиться мог,
Не валявничатъ,
Не валился с ног,
Стал хозяйничать.
И овин, и ток
Да и баня есть.
Ночь лучину жёг,
Чтобы лапти плесть.
Полон двор коров,
Да с овцами хлев.
Лишь бы сам здоров —
Уродится хлеб.
Ульи мёд несут,
Куры яйца,
И мирской тут суд
Не нахвалится…
Но разве могла позволить и дальше так развиваться событиям троцкистская братия?
На четвёртый год
Всех повесткою
На крестьянский сход
И с невесткою.
Зашумела Русь
Широко вокруг…
Рассказать боюсь
Я про то, мой друг.
Тучи грозные
Понависли враз.
Дни морозные
Придавили нас.
И куда ни глянь,
Всюду новости.
Только плач стоит
По всей волости…
Не закончил свою поэму Александр Павлович!
Только обжились в колхозе, а война тут как тут… Есть у историков документы, где говорится, сколь ко после нашей коллективизации вышло из компартии немцев, австрийцев, итальянцев. Этот факт замалчивается, но ясно, что троцкистская коллективизация сильно подсобила Гитлеру прийти к власти.
Я сомневаюсь, что исторические события без малого вековой давности были известны нашим пред выборным перебежчикам, то есть Лапшину и Ручкину. Их предательство обусловлено другими при чинами: Но сейчас я пытаюсь говорить на иную тему. «На какую?» — спросит читатель, и я отвечу: «Решай сам…»
Конечно, простой мужик вроде Кузнецова А. П. не знал и не знает, что и как говаривал Сергей Есенин о крестьянстве:
Он знает то, что город плут,
Где даром пьют, где даром жрут,
Куда весь хлеб его везут,
Расправой всякою грозя,
Ему не давши ни гвоздя.
Откуда А. П. Кузнецову знать, почему С. А. Есенин выбросил эти строки из поэмы «Гуляй-Поле»? Стихотворение «Мир таинственный, мир мой древний» тоже было неведомо даже искушённому в поэзии А. П. Кузнецову. Лежало оно, как говорится, за семью замками. Что говорить о стихотворениях, если и сама гибель Есенина содержалась в глубочайшей тайне! Клевету на поэта (он, дескать, был самоубийца) поддержали специалисты с весьма высокими академическими званиями.
