— Она, похоже, готова, — пробормотал Иван, которого так и не отпускал холодный озноб. Один вампир больше не существовал, но другой так и стоял, подставляя себя под выстрел, и его доверительный тон был хуже, чем звериный рык сгоревшей вампирши. Этот бес притворялся человеческим существом искуснее, чем все, которых Иван видел раньше — поэтому, очевидно, представлял большую опасность.
Ивану хотелось трясти головой, чтобы очнуться от кошмара. Он помимо воли ждал, что печальный мертвец повернется к нему и дружески скажет: «Я пришел отпустить тебя, брат» — и тогда, как бы все это не закончилось, эти слова будут всю жизнь преследовать Ивана в снах.
Но Грин выглядел совершенно спокойно. Впрочем, он уже пережил подобное.
— Ты, значит, ее вломил, — задумчиво сказал Грин, разглядывая своего визави удивленно и оценивающе. — Ты и себя вломил… Не понимаю…
— Она — моя дочь во Тьме, — сказал вампир. — Мы долго не виделись, но нынче мне удалось ее найти. Когда-то я нарушил Кодекс, Ван Хельсинг. Теперь настал удачный момент за это заплатить.
— Офигеть… — протянул Грин, качая головой. — Приступ совести, что ли?
— Я устал от долгой вины, Илья, — сказал вампир. Его улыбка, грустная и дружеская, не открывающая клыков, выглядела все более и более человеческой. — Нам с тобой удалось отчасти исправить мою ошибку. Теперь опусти меня в небытие — это будет доброе дело.
— Я все равно не понимаю, — сказал Грин.
— Наверное, тебе и не надо. Ты вершишь Предопределенность — это хорошо. Стреляй, — сказал вампир, чуть подавшись навстречу выстрелу, как кошка подается навстречу ласкающей руке.
Иван наблюдал за этой безумной сценой, содрогаясь от ужаса. Он не верил ни единому слову мертвеца именно из-за того, что тот говорил страшно убедительно — и больше всего боялся, что Грин не выстрелит. Но Грин кивнул — и нажал на курок.
Тело вампира грохнулось навзничь. Грин присел рядом на корточки, глядя в потускневшие вишневые глаза мертвеца, посидел несколько секунд — и обернулся к Ивану:
— Дай мне заступ на минутку. Надо как следует — чтобы не встал.
— Я и сам могу, — вырвалось у Ивана, но Грин поднялся и взял заступ у него из рук.
— Не спорь, салага, — сказал он так весело, что в голове у Ивана все пошло враздрай. — Тебе же противно их трогать лишний раз? Ну так мне вот не противно, — и, нагнувшись к трупу, опустил его веки. — Ну… покойся. Дай тебе Бог твоего небытия, старина. Ад гораздо неприятнее.
Грин занес заступ — но тело вампира вдруг вспыхнуло бездымным синеватым пламенем, высоким и неярким, и за несколько секунд превратилось в кучку серого пепла. В пепле тускло блеснули цепочка какого-то темного металла и что-то, напоминающее оплавленный циферблат наручных часов.
