Последние 100 дней | страница 34
Я точно знал, что во время религиозных войн и кампаний инквизиции приговоренные к смерти должны были видеть крест до самого своего последнего мига. На исторических полотнах, изображающих великие аутодафе («акты веры»), в том числе и на картинах Гойи, который запечатлел сожжение живьем на Пласа-Майор, мы видим языки пламени и дым, окутывающие жертву. Перед глазами несчастного всегда мрачно и торжественно высился крест. Должен сказать, что даже сейчас, когда все происходит более «паллиативно», я не мог избавиться от подобных садомазохистских ассоциаций, и это не прибавляло мне оптимизма. Существуют банальные, повседневные больничные и медицинские процедуры, которые напоминают людям о спонсируемой государством пытке. В моем случае — процедуры, которые я никак не мог отделить от ранее пережитого ада. Одной мысли о неправильном применении воды или газа — например, об использовании небулайзера для вдыхания увлажненного воздуха — оказалось вполне достаточно для того, чтобы я оказался на грани смерти. Выбирая название для этой книги, я подумывал о том, чтобы позаимствовать строчку из стихотворения Уилфреда Оуэна[123]Dulce et Decorum Est, посвященного сражениям на Западном фронте в годы Первой мировой войны: «Obscene as cancer» — «Непристойно, как рак». Поэт рассказывает о газовой атаке на позиции британских солдат, которые оказались абсолютно к этому неподготовленными:
Когда я порой просыпаюсь раньше времени от удушья или ночного кошмара, то всегда осознаю всю важность твердого и пунктуального патрулирования передовых границ медицины. Я понимаю ценность того, что в медицинской профессии нет ни малейших отступлений от этого стандарта. Руководителям знаменитой больницы должно быть стыдно за ту роль, какую их орден[125] сыграл в легализации и применении пыток. У меня есть право, даже долг, в той же степени стыдиться официальной политики пыток, принятой правительством страны, документы о гражданстве которой я лишь недавно получил.