Коль не подыщет она сейчас же в своё оправданье истинно весомого довода...
- Видит Первопророчица, - набожно возведя очи горе, тронула матушка Алур свой амулет, - иные из трудов сих богохульных уж и во Льюрском монастыре хожденье имеют. (Только поморщилась преподобная Бариола: может статься, раздражал её в собеседнице слишком явственный реватский акцент? или молодость непростительная?). Не лишне бы вам, святая мать, расспросить с пристрастием послушную дочь вашу Вайрику, в миру фер Ламбет...
Есть. И её удар цели не миновал. Вспыхнул холодно серый взгляд-клинок; засветился интересом - и сменой гнева на милость.
Что за счёты у преподобной Бариолы с полузнакомой сестрой Вайрикой - в подробности вдаваться излишне. Главное, свою выгоду извлечь. Довести главе ордена: рано-де списывать в расход Алур Реватскую.
Ещё послужит она верой и правдой...
- ...Вот она, душа пиратская, и поверяла мне, как илагров гарпунила - во всех морях. А паче того, как у прибрежных лордов да купцов казну вытряхивала - во всех землях. Да всё к одному ведёт: Мизарен, милый, пойдём со мной на корабль! мол, набеги творить вместе будем, на илагров охотиться! пойдём, Мизарен, милый! "Мизарен" - стало быть, "Миста" по-нашему. Чудно.
- Больше сарнийцам верь. Это на берегу они - "Мизарен да милый". Попади к ним на галеру - сразу разговор иной начнётся: слушай и повинуйся, раб мой, не то плетей схлопочешь!
- Батюшка не раз с ними в плаванье ходил, и ничего.
- То ж батюшка! Не чета иным желторотым...
Бодрый сигнал рога взмыл над опушкой, без труда перекрыл весь царящий внизу шум да гам: похвальбу-сплетни-байки-пари. Отец Одольдо, устроитель охоты, видимо, сзывал запоздавших.
Осень уверенно вступала в свои права, мостя дорогу зиме. С ночи спустился туман, плотный как дымовая завеса. Кто балагурит в десятке шагов, не слишком и разберёшь в промозглой мгле. Восходящее солнце боролось с нею отчаянно, но, похоже, безнадёжно. Земля была пегая от лоскутов первого инея.
Гниль, не погода; но не отказываться же от потехи из-за пустяка. Лесные угодья эрихьюанцев далёко славились, и, как обычно, уважить батюшкину затею хлынула знатная молодёжь едва не со всех концов далуорского мира. И не только молодёжь.
Трое держались наособицу, хотя балагурили наравне со всеми. Вернее, кто как. Пальма первенства принадлежала, несомненно, брату Мисте - душе любого общества, первому в ордене говоруну-шутнику. Лучший друг его Эрихью поддерживал беседу в меру сил. Суламифь - та всё больше прислушивалась да отмалчивалась.
