Так они оказались на московской окраине, в районе, битком набитом такими же горемыками, волею случая ставшими поперек пути «новых русских». Маленькая двухкомнатная квартирка казалась узким пеналом после необъятных барских хором в центре.
На следующий день после переезда Сергей обнаружил, что забыли забрать портрет прадеда. С тяжелым сердцем он отправился обратно. По гулким, непривычно пустым комнатам расхаживали важные люди и тыкали пальцами в стены, окна, потолки. Сергей пробрался в «залу» и обнаружил портрет героического предка в руках сопливой девчонки–малолетки, наряженной в дорогущие шмотки. Она зажала в ладошке несколько фломастеров и старательно разрисовывала портрет только ей понятными узорами — цветочками, волнами, рожицами…
Не помня себя от ярости, Сергей подскочил с малолетке и вырвал портрет. Девчонка заревела так, что звякнули стекла в прочных деревянных рамах, сработанных еще ловкими руками покойного Модеста Петровича. На трубный рев избалованного ребенка примчались ее родители, новые хозяева квартиры, и что‑то залопотали на странном гортанном языке, сопровождая каждое слово угрожающим жестом. Тут же объявился отряд все тех же парней в кожаных куртках…
…Сергей приполз домой поздно ночью. Он долго смывал кровь с лица, прикладывал мокрое холодное полотенце к бокам. На вопросы матери и младшего брата не отвечал. На следующий день отправился в военкомат и завербовался по контракту в Чечню.
Известно, что чеченские бандиты иногда проявляли широту души и отпускали пленных русских солдат. За исключением контрактников, которых ненавидели. Контрактник в их понимании — натуральный идейный враг, так как пришел убивать в Чечню по своей воле. В отличие от тех, кто был призван и вроде как служит подневольно, контрактник не мог рассчитывать на снисхождение, и чеченцы изощренно и зверски мучили их и только потом отрезали головы…
Сергея приписали к минометному расчету. Отличаясь недюжинной физической силой, он без видимых усилий таскал на себе тяжеленный ствол миномета, да еще и несколько мин в придачу. Служил он спокойно, никогда не бурчал, что, дескать, платят мало и не вовремя. Казалось, деньги его вообще не интересуют. В перерывах между боями он не пил, не курил «дурь», не писал домой письма, полные вранья о «героической» службе. Просто сидел и тупо смотрел перед собой. Зато в бою не было ему равных по меткости попадания. Врага он накрывал миной точно и сразу: не прошли даром два года армейской выучки.
