А нельзя выйти непосредственно на источник информации? — исходя из элементарной логики поинтересовался Савелий.
Можно, но это процесс длительный и утомительный, — туманно, но достаточно твердо ответил Широши, возможно ожидая дальнейших расспросов, от которых Савелий теперь тактично воздержался.
Бешеный задал Широши совсем другой вопрос, который его мучил:
Не сомневаюсь, что Гиз сделает все, чтобы жестоко отомстить убийце Марселя но откуда он узнает, что его убил именно я: свидетелей‑то не осталось.
Еще минуту назад выглядевший озабоченным и напряженным, Широши разразился оглушительным хохотом:
Вы когда‑нибудь меня доконаете своей непобедимой наивностью, любезнейший Савелий Кузьмич! — продолжая давиться от хохота, воскликнул он.
Савелий с недоумением смотрел на старающегося унять неудержимый приступ заразительного смеха собеседника и довольно резко спросил:
Не понимаю, о какой наивности вы говорите? Где вы у меня ее нашли? Откуда ей взяться?
Вот именно, откуда? — радостно подхватил Широши, — для меня это неразрешимая загадка. Ее решение мы отложим на будущее. А теперь послушайте внимательно. Такие бойцы, как покойный Марсель, в мире наперечет. Товар штучный. Согласны?
О чем тут спорить. — Бешеный еще не понимал, куда тот клонит.
Следовательно, тех, кто может их победить в честном бою, еще меньше. Есть возражения?
Нет.
Отдаю должное вашей типично русской скромности и традиционной для вашего народа склонности к самоуничижению, но вам‑то уже давно пора понять, что подробнейшие досье на вас, дорогой вы мой Савелий Кузьмич, имеются не только у всех серьезных секретных служб мира, но и у всех террористических организаций. Каждый ваш шаг и, конечно же, каждый бой, в этом можете не сомневаться, тщательно отслеживаются и подробно описываются. Представьте себе, у вас на земле немало учеников, о которых вы и слыхом не слыхивали.
Возможно, так оно и есть, — не стал спорить Бешеный, хотя подобная оценка его персоны никогда не приходила ему в голову. — Но я же официально умер, погиб в бандитской разборке в Москве, торжественно похоронен, с оркестром и речами, — продолжал упорствовать он. — По логике все мои досье должны быть закрыты и списаны в архивы.
Как говорили старые марксистские философы, на поверхности явления вы безусловно правы. Но в своих логических построениях вы упускаете один важный момент. Гиз и я слишком давно и хорошо знаем друг друга. И в моем окружении есть люди, поставляющие ему за огромные деньги некую информацию. Я даже кое–кого подозреваю, поверьте, не без оснований.
