Пришелец | страница 7



А вот тебя, Матвей, расстреляли, как врага народа в тридцать восьмом году.

— Почему?!! — в вопросе Бронштейна зазвучало неподдельное потрясение. Я никогда не был врагом революции!!!

— Ой, ли? — ехидно возразил «дух». Ты идеи Троцкого разделяешь?

— А причём здесь товарищ Троцкий? Он между прочим, один из вождей революции в России! Так что мне непонятна связь между объявлением МЕНЯ врагом народа и приверженностью выдвигаемым товарищем Троцким идеям.

— Ишь, как ты взвился! — снова с ехидцей в голосе прокомментировал Макаров. Товарищ Троцкий! Идиот! Гусь свинье не товарищ, а хорошая закуска! Какой он тебе товарищ, ты же для него никто, и звать тебя никак! По крайней мере пока.

— Товарищ Троцкий — идейный вдохновитель РЕВОЛЮЦИИ, — неожиданно в мысленном голосе Бронштейна зазвучал металл. У него Ленин учился!

— Мдя,… — снова непонятно крякнул «дух». Как запущена болезнь межушного ганглия,… Пионеры юные, головы чугунные! Ты же, Бронштейн, о Троцком, ну нихрена же не знаешь! О его целях, истинных и декларируемых. О том, чьи же на самом деле интересы Троцкий, или по отцу и матушке — Лейба Бронштейн, защищает, даже иногда сам того не зная. Не буду тянуть волынку, с товарищем Троцким случится то же, что и с некоторыми вождями Великой Французской Революции. Во время термидора. Объявят его и товарищей, разделяющих его взгляды, врагами народа.

Турнут Троцкого ещё до окончания этого десятилетия из центрального комитета, затем из партии и страны.

А ты, голова садовая, в разгар борьбы с «троцкизмом», написал письмо, с воззванием к «революционным» рабочим, с призывом свергнуть власть центрального комитета партии и Сталина! Что автоматически означало по тогдашним законам смертную казнь. И это было ещё неплохо, ибо сесть во время диктатуры Сталина, на «двадцатку», как, например, получилось у Варлама Шаламова, было равносильно попаданию в АД! «Колымские рассказы» Шаламова я тебе расскажу обязательно, в качестве «прививки» от политической идиотии.

Матвей Бронштейн молчал. В нём бешено боролись три чувства — злость адепта на «брехню еретика», любопытство, и обида. Помолчав, Бронштейн наконец подумал:

— Так что, всё напрасно?! Всё окажется кучей г. на?

— Вот торопыга! Сложнее всё оказывается, чем ты думал, Матвей Бронштейн. Знаешь, как реально в России революция произошла? И кто на самом деле был движущей силой?! Вот тебе, Матвей Бронштейн, не кажется странным, что до тысяча семисот девяносто третьего года победоносные восстания, чисто народные, были редкостью? А после — как грибы после дождя стали случаться? А?