Тот, кого высокий называл Резаным, только устало кивал. Он тащил на спине большой мешок, продев руки в две широкие, как у бурлацкой поволоки, лямки. Видно было, что от усталости у него уже начался доход — он переставал понимать, где находится, куда идет и зачем ему все это.
Оба путника были одеты небогато, даже бедно: ветхие лапти, протертые до дыр штаны домашнего сукна, мундиры неизвестной армии, с которых старательно содраны все отличительные знаки, и даже пуговицы не металлические, гербовые, а простые деревянные кружки с дырками, проткнутыми раскаленным шилом. На головах у путников — вконец отсыревшие шапки, которые они время от времени снимали и вытирали пот со лба во время коротких остановок.
Несмотря на то что путники валились с ног, во всем их обличье чувствовалась целеустремленность, словно что‑то жгло их изнутри и снабжало живительным теплом, придававшим силы. В их глазах блестел огонь, который может быть только у людей, свято верящих в свое дело, и которых не заставит свернуть с пути никакая злая воля.
Резаный остановился так внезапно, что шедший за ним высокий едва не толкнул его в спину. Только он открыл рот, чтобы выругаться, как Резаный поднял руку:
Слышь, брат Жилый, никак человек стонет?
Жилый замер.
Действительно, до его слуха донесся слабый стон, шедший из тумана.
С нами крестная сила, — Жилый перекрестился и сплюнул в колею. — Кикимора болотная, видать, на прогулку вышла.
Не–е, — протянул Резаный, вцепившись в бурлацкие лямки своей тяжелой ноши. — То человеческий голос, чтоб мне больше на икону не креститься.
Они осторожно двинулись на стон, причем Жилый старался держаться за спиной своего более смелого приятеля.
На обочине, в густой мокрой траве лежал грязный ком тряпья, который при ближайшем рассмотрении оказался человеком. Жилый прерывисто и шумно, как конь, вздохнул. Опираясь на дрожащие руки, человек поднял голову. Резаный и Жилый разом вздрогнули, отшатнулись и перекрестились:
Беглый!
В этом не было ни тени сомнения. Вместо ноздрей у человека зияли огромные рваные дыры, один глаз закрыт деревянным клинышком, а на лбу между спутанных серых волос виднелось клеймо государственное.
Человек протянул руку к людям и со стоном упал лицом в траву.
Он пришел в себя лишь через полчаса, когда ощутил тепло, шедшее от костра, умело разведенного Жилым на раскисшей земле. Беглый лежал на мундире Жилого и был прикрыт мундиром Резаного, который в этот момент раскладывал на белой тряпице куски хлеба, огурцы, куски холодной вареной говядины. Не забыл он достать и деревянную коробочку с крупной серой солью. Над костром висел маленький медный чайник, в котором уже закипела вода.
