Юлька росла, превращаясь из голенастого подростка в очаровательную девушку. Роман ушел из милиции в частную охранную структуру и получал теперь приличные деньги. И только в Марусином издательстве время словно остановилось: все хирело, дышало на ладан и приходило в упадок. Как будто на бегу, с размаху налетело на веретено, укололось и уснуло спокойным сладким сном, чтобы через сто тягучих лет, когда все само собой перебесится, устаканится и притрется, пробудиться, открыть незамутненные глаза и влиться, вернуться в прежнюю такую значительную и сытую жизнь, столь неожиданно и некстати оборванную перестройкой.
Это сонное царство застыло в середине девяностых: сидели при входе бдительные тетки-вахтерши с металлическими бляхами на груди, пылились в деревянных подгнивших кадках китайские розы, а их неисчислимые собратья — в разнокалиберных цветочных горшках, пластмассовых мусорных корзинках и старых прохудившихся кастрюлях, выцветали за тусклыми стеклами экспонаты былой кипучей деятельности и деловито постукивали пишущие машинки, не желая уступать компьютерам насиженные десятилетиями места.
— Слушай! — изумлялась Маруся. — Ты что-нибудь понимаешь? На пустом месте, из ничего, как грибы после дождя, растут издательства, захватывают рынок, гонят огромные тиражи. А мы, раскрученные, обласканные, полностью упакованные, сидим в дерьме и в белых тапочках.
— Так отовсюду же капает, — пожимала плечами подруга Тая. — Зачем же дергаться?
— Откуда капает-то, когда две книжки в год?
— Ты что, глупая? От аренды. Сдавай казенные площади, ежели самому крутиться неохота, и почивай на лаврах, в смысле на Канарах.
— А как же «мы в ответе за тех, кого приручили»?
— Это мы с тобой и иже с нами? Так подобные ценности сегодня не в чести. Тем более что народ безмолвствует.
Давно пора было сменить работу, но жила надежда, подогреваемая начальством, что все еще вернется, возродится былая слава, а может, дело было в многолетней привычке, или в инертности, или все эти факторы, вместе взятые, не давали ей начать новую жизнь.
Дорогой японский замок тихо щелкнул, и Маруся замерла на пороге. Где-то в недрах квартиры протяжно стонала женщина, перемежая животные всхлипы требовательными призывами: «Еще, еще, не останавливайся!»
Маруся, не успев толком ужаснуться, что это, может быть, Юлька… тут же отмела нелепое предположение и рассердилась, понимая, что дочь смотрит омерзительную порнушку, что ей было категорически запрещено. Она решительно шагнула в гостиную: телевизор выключен, на ковре у дивана среди разбросанных подушек почти пустая бутылка шампанского, и эти вульгарные звуки, перешедшие теперь в глупое хихиканье!
