Во втором «А» классе изменения, происшедшие с Катей, заметили три человека: Андрей, Марк и учительница. Но учительница была не в счет. Марк бросился ухаживать за Катей красиво, Андрей — интеллектуально. Марк дарил Кате заколки, ручки, жвачки, объявленные учительницей идеологической диверсией Запада. Андрей решал задачи и таскал книги. Като благодарно жевала и перелистывала страницы. Образ Екатерины Великой убил ученицу второго «А» класса сразу и наповал.
— Ты будешь моим фаворитом? — спросила она у Андрея.
— А Марк? — ревниво вскинулся тот.
— И Марк, — твердо сказала Катя.
Посвящение в царицы прошло обыденно. Они поехали в церковь и внимательно прослушали обряд крещения. Не доверяя одноклассникам, Катя нарекала себя сама, расположившись в парке за церковной оградой.
— Нарекаю тебя Като, отныне и во веки веков. Аминь. Отныне ты будешь царицей класса, а по достижении совершеннолетия — королевой школы. Да исполнится воля Божия. Андрей, я ничего не перепутала?
— Кажется, нет. — Он не был уверен.
— Хорошо, нарекаю вас, верные мои вассалы.
— Это уже из «Айвенго», так нечестно, — возмутился Марк, читавший за ними вдогонку.
— Все равно нарекаю вас фаворитами. Отныне и во веки веков. Аминь.
— Фавориты — это не имя, — убежденно сказал Андрей.
— А что же это, по-твоему? — От возмущения глаза Като превратились в щелочки.
— Это — лошади.
— Значит, Потемкин — это лошадь! — Като залилась смехом. — Дурак же ты, Андрей.
Андрей по-бандитски плюнул себе под ноги и ушел.
— Ладно, меня одного нарекай. — Марк был доволен оборотом событий и готов считаться лошадью.
— Тебя одного скучно. Потом, в другой раз. Потому что вы оба должны поцеловать мне руку.
— А я могу и сейчас, и потом. — Марк просительно заглядывал Кате в глаза.
— Давай лучше просто поцелуемся. — Катя была очень-очень рассержена на Андрея.
— Да, — сказал Марк.
— Закрывай крепко рот. Вот так, — Катя сжала губы в ниточку, — молодец, теперь — глаза, приближайся ко мне, только не зацепляй носом.
Они соприкоснулись щеками, кажется, и Катя сказала:
— Теперь нужно громко выдохнуть «уф-ф-ф».
— Мне не понравилось, — честно сказал Марк.
— Мне тоже. Больше не будем.
— Пока не будем, — согласился предусмотрительный Марк.
Что же еще? Почему не училась? Потому что жила. Жизнь — это когда строишь воздушные замки и плачешь, если они рушатся. Все остальное — это течка и текучка. Без слез и сантиментов. Инстинкты, перешедшие в автоматизмы. Или автоматизмы — в инстинкты. Всему свое время. Но не в смысле точки отсчета, а в смысле продолжительности. Это Като усвоила точно. Если бы в первый раз она влюбилась, как все, в семнадцать, то еще и куролесила бы до тридцати семи. Двадцать лет — оптимальный срок цветения чувства. А так? Семь плюс двадцать — двадцать семь. И нечего на зеркало пенять. Время вышло.
