-Господин следователь, я про передачи вашего радио знаю! Как там умные люди категорически советовали, этих дел всеми силами избегать, поскольку не простите! Что лучше уж в тюрьму живым - чем убьют в бою, или после расстреляют.
-Повесят. Уличенным в зверствах против гражданского населения и военнопленных у нас положена петля, а не расстрел.
-Тем более, гражданин следователь! Я может и вор, но не дурак же!
-Расскажите об обстоятельствах вашего попадания к нам в плен.
-А что тут рассказывать? Когда вы фронт прорвали, у нас приказ, всем взять оружие и на передовую. Спешка, неразбериха, я и отбился, и спрятался, нанимался я что ли, под пули лезть? А как ваших солдат увидел, так вышел с белой тряпкой. Уж лучше в вашей тюрьме отсижу, сколько положено, зато живой останусь. Что мне будет, господин следователь, и сколько?
-Думаю, лет десять в Норильске. Как трибунал решит.
-Слава Иезусе, господин следователь, не расстрел! Верно говорили, что вы, русские, справедливый народ. Danke dem Herrn.
Лазарев Михаил Петрович. Подводная лодка К-25 "Воронеж". Полярное, 20 сентября 1943.
Стоим в Полярном в четырехчасовой готовности. Хотя на берег особенно не тянет, не Северодвинск, к которому мы все уже привыкли, успели корни пустить. Погода обычная для осени - то есть с точки зрения обывателя, гнусная, а на взгляд военно-морской, очень даже ничего, авиация противника вне игры, да и катерам в море работать трудно, ну а мы погрузились, и идем, слушаем, стреляем. В общем, в ЦП или кают-компании гораздо приятнее, чем на земле, под открытым и очень мокрым небом. Дождь, впрочем, экологически чистый, пока еще без химии.
Волна же поднялась после того боя! Мы вернулись, отрапортовали, думали, что стихло все, на уровне флота - так это пока до Москвы не дошло! Двое последних суток я, Петрович, Сан Саныч, были заняты не только написанием самого подробного отчета об этом боевом эпизоде, но и сбором воедино всей информации, включая то, что застряло когда-то в нашей памяти, что же такое немецкие лодки "тип XXI", не только и не столько особенности конструкции, как их тактическое применение, с учетом имевших место в нашей реальности "детских болезней" и недоработок. Было похоже, что кто-то на самом верху, нарком Кузнецов, а может и сам Сталин, всерьез озаботился, что будет, если завтра в море выйдут сотни "двадцать первых" вместо уже устаревающих "семерок". И эти опасения, похоже, не были беспочвенны!
