Я не видел, что происходило за кормой. Читал мемуары, и немногих спасшихся, и самих немцев, как они с восьмидесяти кабельтовых накрыли "Пенн" и "Петард", первый был расстрелян "Шарнхорстом" почти сразу, одиннадцатидюймовый снаряд в машину, затем добивание, по второму стрелял "Зейдлиц", и гораздо хуже, из двенадцати выпущенных снарядов попал одним, зато разворотил эсминцу всю носовую оконечность, отчего тот почти потерял ход - и "Ришелье" подключился, нанеся удар милосердия, от двух его снарядов "Петард" затонул мгновенно (что любопытно число спасенных в точности повторило тот эпизод с "Ардентом" и "Акастой", всего три человека, двое и один, с разных кораблей). Но мы не видели, потому что "Бирмингем", отчаянно пытался нас прикрыть, описывал за нашей кормой зигзаг, ставя дымовую завесу. И он еще стрелял, и даже попал в "Зейдлиц", без особых последствий, зато в него, в те минуты, когда он был виден, вцеплялись залпами и "Зейдлиц", и "Шарнгорст". Я видел, как на крейсере сверкали вспышки взрывов, и летели обломки, от надстройки, от трубы, от кормового мостика, как рухнула мачта, как поднялось пламя над его носовыми башнями, а затем и над третьей, как он сам накренился на борт, теряя ход, а четвертая башня, кормовая нижняя, еще стреляла, а затем "Бирмингем" опрокинулся через правый борт и исчез под водой. Кажется, последние выстрелы по крейсеру, уже не имеющему возможности сопротивляться, сделал "Ришелье", уж очень сильные взрывы там были - хотя может быть, рвался боезапас. Ну а после, насколько можно было различить в бинокль, флагман Тиле прошел прямо по тому месту, где затонул "Бирмингем" - да, я с охотой подпишусь под любым свидетельством, что этот палач и садист Тиле и тут рубил спасавшихся винтами, ведь из всей команды крейсера, восьмисот с лишним человек, не выжил никто!
Мы убегали по курсу 40, а немцы нас догоняли, уже можно было различить их на горизонте невооруженным глазом! Три линкора и тяжелый крейсер, против нас, плавучей керосинки почти без брони, с несколькими пушечками зенитного калибра! Но смею заверить, на борту не было ни малейших признаков падения боевого духа, каждый готов был выполнить свой долг до конца! К тому же все помнили, как этот мерзавец Тиле поступил с экипажем сдавшейся "Айовы". И наше британское упрямство было, хотя все понимали, сейчас расстреляют нас, как у стенки, и дальше пойдут.
И тогда кэптен Филипп приказал готовить к стрельбе торпедные аппараты. Да, мы были таким уникумом, чтобы на авианосце, и два подводных торпедных аппарата, остались еще с тех времен, когда "Фьюриес" числился линейным крейсером. А сам командир на несколько минут оставил мостик, и вернулся уже в парадной форме со всеми наградами. А немцы приблизились еще, но отчего-то не стреляли. До них было уже наверное, миль пять, до головного, "Эйгена", за ним, чуть правее, "Шарнхорст", и еще позади "Ришелье" и "Гнейзенау", а их авианосец мы так и не видели. Но "мессы" над нами крутились, причем не пара, а больше, в облаках мелькали - наверное, ожидали, что мы будем выпускать торпедоносцы, единственный наш шанс. Так ведь мало того, что истребители, и зенитки трех линкоров, нам еще и развернуться надо было, ветер с северо-запада, а мы убегали на северо-восток, как я сказал, а надо было развернуться, чтобы носом против ветра, или хотя бы с острых носовых углов, тогда лишь "барракуда" с торпедой могла с нашей палубы взлететь. Тут немцы дали первый залп, лег у нас перед носом - тогда Филипп приказал, лево на борт, я уже подумал, что все же решился, и хотел просить его позволить мне сесть за штурвал, лучше уж так помереть, чем просто под снарядами, без малейшего шанса ответить. Но джерри больше не стреляли, а "Зейдлиц" стал сигналить, предлагаю сдать ваш корабль, в противном случае никого спасать не будем. При капитуляции жизнь обещаем, чтобы трофей до базы довести.
