Легкие миры | страница 21



Нильсен, наверное, снился мне. Он принимал облик червивости, тлена, трухи, белых грибных пленок, пустул, лишаев. Бессмысленный путь налево по тусклой дороге, по неверной осыпи — это был он. Дома с дверями нараспашку, чужие лица в сумерках, сырая обувь — это был он. Плохое море, потерянные ключи, объедки, опоздание на поезд, угроза с неба — все это он, он на самом деле. Ведь этот дом был моей земной скорлупой, одной из моих оболочек. А он вселился в нее, пробрался под кожу. Он напустил порчу.

И я сама предала мое сокровище, и никто, кроме меня, тут не виноват.


Год был плохой. Я жила рядом с колледжем, иссушавшим мою душу, выпивавшим из меня все живое; красота вокруг была необыкновенная: высокие ели, белые снега; здравствуй, смерть-красавица. Я уже привыкла просыпаться в пять утра, но идти в это время было некуда и смотреть не на что, кроме как на потолок. Ничего, говорила я себе, год пройдет скоро; Нильсен съедет; тогда я продам дом и уеду. Все равно это не то место. Опять не то место. Пора бы уже знать, что в то место не попадешь; может, оно в прошедшем времени, на зеленых холмах, может, затонуло, а может, еще не возникло.

Может быть, Господь хочет дать знать, что на этом свете мы никуда не доедем, ничем не завладеем и никого не удержим. Может быть, только в пять утра, да и то не каждый день, нам открывается истина: всё, всё, чего мы так желали, — миражи и муляжи. Может быть… но тут кончается ночь, проступают очертания чужой мебели, и можно вставать и варить себе кофе восточной крепости, а не эту муть, а потом отправляться в колледж и ставить им несправедливые отметки: ведь мне уже все равно уезжать. Я уже все решила.

Пошла поставила пятерку чернокожей девочке за рассказ, не стоивший тройки; девочка сама это знала и, увидев пятерку, испугалась, ожидая подвоха. А никакого подвоха, просто рассказ — про то, как они незаконно, за взятку, на лодке перебрались в Америку с каких-то там неамериканских островов. Перевозчики — проводники — брали и деньгами, и натурой: изнасиловали всех женщин и девочек на лодке. Воды не хватало; за воду тоже платили сексом. Какой-то младенец умер; выбросили в океан. Все эти подробности казались ей естественными: а разве в жизни бывает иначе? Плыла с матерью, бабушкой и бойфрендом; всех постигла та же участь, но все счастливы, потому что доплыли из мира тяжелого в легкие миры. Не все ведь доплывают.

Рассказ был простодушный, плохо склеенный; выдумывать она не умела, все — чистый документ. Я просидела с ней час после уроков, расспрашивая. Устроились хорошо: бабушка занялась привычным вудуизмом, мама стирает по людям, бойфренд уже купил «мерседес», и мы не хотим знать, как это вышло, хотя и догадываемся; сама же девочка попала в какую-то государственную университетскую программу и вот взяла курс художественного письма; набирает необходимые баллы.