А ведь это о нем завистливо говорил не щедрый на комплименты Р. Фишер: когда играешь со Спасским, никогда не догадаешься по выражению его лица — хорошо ли он чувствует себя или плохо, нравится ли ему позиция или нет. Не всем подвластно это искусство. А Михаил Таль, оптимист, живчик, умница, умеющий так хорошо понимать других, безмерно напряжен и он. Все три тренера — честнейшие на свете работяги. Таль, как и Балашов, еще собирающийся побороться за звание чемпиона мира, отдает Карпову все, что только знает, может, и еще что-то сверх того. Это Талю наших дней принадлежит прекрасное изречение; в ответ на вопрос, как бы он сыграл с тем Талем, который был чемпионом мира, он ответил мгновенно: «Я бы растерзал его». А сейчас он говорит негромко, с легким оттенком сомнения в своей правоте, так свойственного этому человеку: «Кажется, не стоит тратить силы».
Профессор В. Зухарь будто только и ждет этого приговора.
Вся его практика, весь богатейший опыт работы со спортсменами подсказывает ему: ты не имеешь права допускать этого безобразия. Слово «безобразие» вертится в голове; Зухарь никогда не произнесет его, он не выносит безоговорочных приговоров, на что бывают так щедры подчас люди, достигшие его положения, степеней и званий. Он просто спрашивает у Батуринского, не считает ли тот, что анализ следовало бы продолжить на свежую голову, ведь недаром говорят, что утро вечера мудренее, на что Батуринский флегматично отвечает: «А уже давно утро».
И терапевт профессор Михаил Лазаревич Гершанович, и психиатр профессор Владимир Петрович Зухарь, как и все члены советской делегации, хорошо знают, что Карпов еще долго не заснет. А ему надо спать, спать, спать. Сон — лучшее из всех существующих на свете лекарств, изобретенных природой. Но чтобы пришел сон к шахматисту, охваченному столь бурными, выходящими далеко за пределы обычных измерений чувствами, необходимо лекарство, изобретенное человеком. Снотворное. Обычно удавалось обходиться без него. Сегодня Зухарь и Гершанович первый раз принимают решение дать снотворное Карпову.
Тот соглашается. Выпивает двойную дозу. После этого тренеры расходятся по своим номерам. Каждый из них еще долго будет сидеть один на один с отложенной позицией. Выискивая малейшие шансы. А два профессора дождутся, пока заснет Карпов, и, когда в его номере погаснет ночник, вздохнут облегченно.
А через час снова увидят свет сквозь крохотную щелку двери, ведущей в комнату Карпова. Чуть приоткроют дверь.
