Востроглазый Ленька первым увидел, в чем дело.
— Рыбу, рыбу сорока тащит! — закричал он. И добавил торжествующе. — Что, не говорил я вам, сороки тогда карасиков обронили?
Правда, казалось, была на стороне Леньки. Ванюшка с Зиной не стали спорить. Они поспешно спустились под Скопанец.
На льду там и сям серебрились маленькие карпо-караси и линьки. Будто их выплеснули с водой, которая неизвестно откуда хлынула ночью, напугав ребят. А вездесущие сороки и вороны налетели чуть свет и устроили пиршество. Было похоже: они лакомились тут не впервые и привыкли, что их никто не беспокоил. Рассерженно вереща, шумно хлопая крыльями, птицы кружились над самыми головами ребят. Они словно пытались изгнать их из своих владений. А когда это не удалось, то стали хватать рыбешку у них на глазах.
Опустится сорока на лед, стукнет острым клювом — и примерзшая рыбешка отскочит. Лишь отдельные рыбки, которые попали в случайные выбоинки на льду и вмерзли слишком глубоко, оказывались недосягаемыми для птиц.
— Видал? Сороки не роняют рыбу, а, наоборот, подбирают! — сделал заключение Ванюшка, хотя и без того было ясно.
Но откуда берутся карпо-карасики на льду — это оставалось полной тайной. Даже кончика ниточки, чтоб ухватиться за него и попытаться размотать весь клубок, никак не удавалось найти.
— И почему все рыбки такие маленькие? Ни одной ведь большой нет, — заметила Зина.
Да, это тоже удивляло. Рыбу точно сквозь сеть пропустили: крупная где-то задержалась, а мелочь оказалась на льду.
Ванюшка подобрал несколько рыбинок. Тщательно осмотрел их. Даже понюхал одну — нет, ничего примечательного не было. Карасики как карасики, совсем свежие, чуть-чуть пахнут илом, как и положено пахнуть этой озерной рыбе.
— Нет, так мы ничего не узнаем, — сказала нетерпеливо Зина. — Надо сначала найти то место, откуда вчера вода хлынула. Тогда яснее будет — откуда и рыба берется. Пирожок, ты не запомнил, где мы стояли? Ты же всегда и все помнишь, а я так испугалась, что совсем ничего не знаю.
Ванюшка давно уже привык, что ребята зовут его Пирожком, и, обыкновенно, не обижался. А сейчас и вовсе было не до того. Тем более что Зина откровенно признавалась в своем испуге и полагалась на его силу духа и наблюдательность.
— Конечно, помню, — сказал Ванюшка с достоинством. — Мы как раз напротив рытвины стояли, когда Ленька заорал дурень дурнем.
— Дурень дурнем! — обиделся Ленька. — Сам-то будто не орал? И ничего ты не помнишь, вовсе мы не у рытвины стояли, а возле елки. Я еще на нее оглянулся, думал: не вертушка ли зашумела…
