— Хочешь посмотреть фотографии Яска?
Альбом был красивый, с довольно скверными фотографиями, изображавшими стайку молодых смеющихся людей, тесно прижавшихся друг к другу… На маскараде, на береговом склоне — на ветру, идущими куда-то с мольбертами в руках. Фотографии просто обескураживающие и не представляющие ни малейшего интереса для тех, кто не изображен на них.
Стелла сказала:
— Вот этот снимок сделан на Хамнхольмене. Я стояла рядом с Себастьяном, на мне — белое платье. Лоскуток от платья еще остался.
Посмотрев на фотографию, Ванда сказала:
— Это не ты, это — кто-то другой. Фотографию засветили, и мне пришлось отрезать край. Ты любишь кетчуп?
— Нет, не люблю. Ты знаешь, где сейчас Себастьян?
— Быть может, знаю. Но видишь ли, дружок, этот адрес — секретный, я обещала его никому не давать. Что бы обо мне ни говорили, я, во всяком случае, лояльна. Вообще-то — это не Хамнхольмен, это Эггшер. И тебя в тот раз в компании не было. Забавные вещи происходят с человеческой памятью! Кое-что исчезает, а кое-что никогда не забывается. Твои воспоминания важны для тебя? Будь откровенна, подумай… то время, когда вам так легко жилось, эта комната… Тебе хочется обратно, в прошлое, ты тоскуешь, не так ли?
— Теперь больше не хочется, — ответила Стелла. — Кажется, вода закипела.
Но вода не кипела, газ в баллонах кончился.
— Я ужасно огорчена, — сказала Ванда. — Надеюсь, ты простишь меня?! Я могу спуститься вниз и одолжить газовый баллон у фру Лундблад, но она — такая неприятная…
— Оставь… Она, наверное, моет лестницу.
— Ты встретила ее? Что она сказала?
— Мы поболтали немного о том о сем.
— А что она говорила обо мне?
— Ничего.
— Ты уверена?
— Да, она ничего о тебе не сказала. Ванда, здесь очень тепло, ты не можешь ненадолго открыть окно?
Весенний вечер, прохладный и живительный, ворвался в комнату.
— О, это окно! — сказала Ванда. — Тут вы стояли и смеялись, ты с Себастьяном… Вы смеялись над нами. Что вас так забавляло? Над кем вы смеялись?
Голос Ванды, бесстрастно-настойчивый и властный, вывел Стеллу из себя; в приступе внезапного гнева она ответила:
— Ни над кем! Или над всеми и над всем! Над чем угодно, потому что мы были счастливы! Мы смотрели друг на друга и смеялись, мы играли. Неужели так трудно понять?
— Но почему ты злишься? — огорченно спросила Ванда.
— Я устала. Ты слишком много болтаешь.
— Разве? Как глупо, какое легкомыслие с моей стороны. Я ведь вижу, что тебе живется несладко.
Ты так переменилась. Что-нибудь стряслось? Расскажи мне, Стелла! Садись сюда, на диван. Тебя взволновали эти фотографии? Но это ведь лишь невинные старые воспоминания, чего же их бояться!
