— Половины этого пороха хватило бы для вашей цели, сэр, — сказал Эдвардс спокойно.
— Да. И я надеюсь, что наши друзья там уловили суть.
— Взрыв произошел немного поздно однако, не так ли, сэр? — сказал Джексон с усмешкой.
— Да, — сказал Эдвардс, — но если бы ты был моим другом, то подогнал бы часы.
Рэймидж рассмеялся, пожалуй, слишком громко. Подгонять часы — то есть переворачивать стеклянную колбу с песком на несколько минут раньше, чтобы сократить время вахты, — было старой уловкой.
— Неважно, Эдвардс, главное, что сработало отлично.
Эдвардс как-то странно посмотрел на Рэймиджа, словно был пьян и не мог сфокусировать глаза, кивнул и потерял сознание, все еще сжимая руку, из которой струей била кровь. Через мгновение Джанна стояла возле него на коленях и разрывала рукав рубахи.
Рэймидж уже собирался спуститься с борта «Кэтлин» в ждущую его шлюпку, когда Джексон указал на его шпагу и предложил абордажную саблю. Рэймидж отстегнул шпагу в ножнах с пояса и бросил на палубу. Вот и понятен стал тот странный лязг — пуля из мушкета погнула клинок и оторвала часть ножен. Однако лучше пойти безоружным, положась на порядочность испанцев, чем повесить на пояс привычное оружие матроса — абордажную саблю, и Рэймидж отказался. То, что он взойдет на борт совершенно безоружный, не останется незамеченным испанцами.
Лодка отошла от борта. Джексон, похожий на улана, сидел на корме, держа в одной руке румпель, а в другой — абордажную пику с куском ткани, изображающим белый флаг.
Матросы гребли оживленно и так энергично, как будто шли рядом с флагманом, и скоро шлюпка оказалась у подветренного борта «Сабины». Глядя на фрегат снизу, Рэймидж понимал, что взобраться на борт будет непросто — так сильно он раскачивался, при этом он удивился, видя что вода льется из шпигатов и стекает по борту. Откуда могла взяться вода на палубе?
В то время как Джексон отдавал последние приказы, которые поставят шлюпку вдоль борта, Рэймидж оглянулся на «Кэтлин» и почувствовал, что его уверенность быстро испаряется — таким крошечным казался куттер, при том что он лежал в дрейфе в каких-нибудь двухстах ярдов. С палубы фрегата он должен казаться столь же грозным, как портовый катер.
Матрос на носу зацепился отпорным крюком, и Рэймидж нахлобучил шляпу, выждал момент, когда шлюпка поднимется на гребне волны, и вскочил на нижний батенс — толстую доску, установленную вдоль борта судна. Испанцы оказались достаточно предупредительными, чтобы спустить фалрепы, так что ему было за что держаться.
