Заметив, что Рэймидж смотрит на него, Джексон поспешно поднял трубу и навел ее на фрегат.
— Джексон! Если тебя больше интересует то, чем мы тут занимаемся, оставь трубу впередсмотрящему и заряди мои пистолеты.
— Так точно, сэр! — Благодарный, американец начал спускаться по выбленкам.
Саутвик ругался, потому что в одном месте снял слишком много металла, нарушив кривизну клинка, но исправлять ошибку придется позже, потому что матросы с саблями в нетерпении ждут своей очереди. Саутвик любил свой клинок, и когда он вдвигал его в пошитые из сыромятной кожи ножны, настолько жесткие, что ими можно было легко сломать человеку руку, он каждый раз думал, что это — настоящее оружие для битвы, тяжелое, но притом уравновешенное, а шершавое прикосновение рукояти к ладони напоминало ему, что он сам поймал акулу, содрал с нее кожу и обработал ее. Нет, его меч не был одной из тех узких полосок жести, украшенных томпаком и фальшивыми камнями, что пригодны только для торжественных церемоний, — это был меч для настоящего мужчины.
Не зная, какой эффект произвел его энтузиазм на мысли капитана и его решение в течение последних пятнадцати минут, Саутвик готов был отдать все, чтобы узнать, что на уме у Рэймиджа, каков его план захвата фрегата. Штурману это казалось невозможным, и он уже почти готов был сказать об этом мистеру Рэймиджу, но не мог придумать как потактичнее выразиться. Так или иначе, капитан выглядел достаточно уверенным с тех самых пор, как корпус фрегата поднялся над линией горизонта и было высказано предположение, что это испанец. Очевидно, у него был план, хотя Саутвик готов был признать, что если бы он принимал решение, он уже двигался бы в сторону Гибралтара, просто отметив в судовом журнале время, принадлежность корабля и его координаты.
Стоя с наветренной стороны от рулевых, Рэймидж казался спокойным в потертом синем мундире и поношенной шляпе, шелковая кокарда которой была так затерта, что походила на черный георгин. Он чувствовал по тому, как ведут себя матросы, что они уверены, будто движутся к быстрой и легкой победе, благодаря его блестящему плану. Но его ум никогда не был настолько свободен от планов и идей, а «Кэтлин» очень быстро сближалась с фрегатом — и, черт, как его раздражал скрежет этого точильного камня!
Ему нужно помахать красной тряпкой, чтобы подразнить испанцев, отвлечь их внимание, в то время как он будет строить в воображении некий план, как вынудить их сдаться, — но тут не просто тряпка нужна, а настоящий взрыв, чтобы из этого вышел толк, думал он уныло.
