Поворачивая подзорную трубу, чтобы рассмотреть все подразделение Кордовы, Рэймидж был удивлен, увидев в перспективе и в увеличенном изображении, насколько ведущие суда сгрудились по три и по четыре в ряд, так что их очертания слились воедино, превратившись в сплошную линию открытых орудийных портов, стволы пушек торчали как щетина на жесткой щетке.
Красный корпус «Сантиссима Тринидад» (ее белые бортовые полосы были прорезаны через геометрически точные интервалы четырьмя рядами открытых орудийных портов), был более заметным, хотя перед ним находились «Сальвадор дель Мундо» и «Сан Хосеф», оба трехпалубники, «Сан Николас» и еще один семидесятичетырехпушечный, которого он не мог опознать.
Эти пять кораблей закрыли многие другие, но вопреки отсутствию четкого строя — или, возможно, как раз благодаря этому, — они выглядели огромными. Рэймидж был рад опустить подзорную трубу и увидеть их снова в отдалении, но несколько впечатлений остались — среди них нос «Сан Николаса», выкрашенный алой краской и украшенный огромной позолоченной фигурой святого, в честь которого назвали судно.
Он услышал, как Стаффорд сказал:
— Если ваши уши захрустят, это значит, коммодор использует нас как прокладку между «Капитаном» и «Сантой Тринидадой»!
И Стаффорд, вероятно, был совсем немного не прав: через десять или двадцать минут «Кэтлин» будет зажата между верхним жерновом линии Кордовы с наветренной стороны и нижним жерновом британцев с подветренной. Однако если бы коммодор хотел видеть ее с подветренной стороны, он дал бы сигнал.
— У нас будет самый лучший вид на гильотину, — сказал Стаффорд с явным удовольствием одному из своих помощников. — А ты знаешь парня, который имеет лучший вид? Да ведь это тот, которому отрубают башку! Если, конечно, они не уложат его мордой вниз, чтобы он не видел, как падает нож.
— Ты хотел бы видеть, как он падает, Стаф? — спросил кто-то.
— А то! Не люблю, когда кто-то подкрадывается сзади.
— Но проклятый нож не крадется к тебе. Он падает быстрее, чем главный старшина выжрет бутылку рома, протащенную контрабандой на борт.
— Быстро или медленно, мне все равно нравится видеть то, что падает, — сказал Стаффорд философски. — Как тогда, когда я упал с грота-рея.
— Когда ты что? — Недоверие в голосе было очевидно.
— Ты называешь меня лгуном? — горячо воскликнул Стаффорд. — Я упал с грота-рея «Живого» — ты можешь видеть его вон там — считай три года назад. И держать глаза открытыми было очень полезно для меня.
