Тахаветдин не станет рассказывать об этом Гюзель. И не будет её торопить. А тем более, силой склонять на брачное ложе. Он молод, хорош собой, и разве он слепой, чтобы не видеть, как загораются при виде его глаза самых знатных ханум. У него хватит мужских достоинств, чтобы привлечь сердце молодой женщины. А кроме того, он будет так заботиться о Гюзель, что она просто не сможет обходиться без него!
Пока пусть горюет. Несколько слезинок с её прекрасных глаз пусть достанутся памяти Садыбая, а больше она никогда не будет плакать, об этом Тахаветдин позаботится.
Когда он приказывал Цырену смастерить паланкин, то выглядел таким возбужденным, что слуга не верил собственным глазам. И это его спокойный бесстрастный хозяин! Он уже не напоминал человека знатного, ученого, а был подобен меджнуну[3]. Он даже стал разговаривать сам с собой!
Изумление на лице слуги Тахаветдина даже позабавило. Да, он влюблен! Влюблен впервые в жизни!
Так думал он и воспарял от счастья к небесам, пока одна мысль не омрачила его чело: а что, если Гюзель не разделит его восторги?
Ему захотелось сорвать с неё покрывало, заглянуть в глаза, потребовать ответа... Что делает с человеком любовь! Со времени их встречи не прошло и дня, а он уже целиком в её власти. Конечно, благоразумие взяло над ним верх. Кто умеет ждать, тот получает все, - так успокоил себя молодой врач.
Он подвел верблюда к Гюзель, которая, завернувшись в покрывало, сидела на тюке сухой травы и прижимала к себе кузовок с белкой, и заставил животное опуститься перед нею. Женщина вошла в паланкин.
И просветлел мой темный взор,
И стал мне виден мир незримый,
И слышит ухо с этих пор,
Что для других неуловимо.
Алексей Толстой
Екатерина ехала на верблюде в сооружении типа птичьей клетки. Только вместо прутьев на каркас был натянут плотный шелк. Лишь с одной стороны шелк был пригнан неплотно, через него Катя в свою клетку вошла, но зато в просвет между двумя полотнищами она могла взглядывать на мир,проплывающий снаружи.
Только то, что девушка видела, её глаз не радовало. Вчера, когда она была в этих местах, природа повсюду радовалась теплому ясному лету, а теперь местность вокруг походила на пепелище, кладбище, где мертвых хоронить некому...
Она помнила, как это время изучалось на уроках истории. Подумаешь, это было так давно! Трупы на картинках напоминали манекены, зачем-то освобожденные от одежды, и если что-то ужасало, как страшная сказка, достаточно было выглянуть в окно, чтобы исчез кошмар. Теперь в этом кошмаре Катя жила.
