Когда бомбежка кончалась, ребята выбирались из щели и спешили туда, где дымились развалины, стонали люди. Помогали переносить раненых в больницу, расчищали улицы, утешали плачущих малышей.
Как-то за Колей Кизимом и Витей Проценко увязались сестрички. Коле достаточно было обернуться, чтобы Валя, съежившись под его взглядом, замедлила шаг. Лилька же угомонилась, лишь заработав от брата щелчок по носу.
— Противный какой, — жаловалась она подружке. — Прям дерется. Чего я такого делаю?
— Ты на него не сердись. Нельзя — значит, нельзя. Хочешь, пойдем к нам?
Но успокоить Лильку оказалось не просто — очень уж обидным показался ей этот злополучный щелчок:
— Еще он меня ревой обозвал. А сам? Я один раз ночью проснулась, а он сидит и слезы вытирает.
— Какие слезы? — удивилась Валя.
— Обыкновенные. Свои. И носом шмыгает.
— Он что — сидел и просто так плакал? — не понимала подружка.
— Сначала он писал, — терпеливо стала объяснять Лиля. — Есть у него тетрадка. Днем он ее прячет, а ночью вынимает и пишет.
— Письма пишет?
— Письма в тетрадках не пишут, — резонно заметила Лиля.
— Может, он уроки делал?
— Какие уроки? Он же работает, а на работе уроков не задают. Стихи он пишет.
— Стихи? — Валя изумленно подняла брови. — А разве, когда пишут стихи, плачут?
— Понимаешь, стихи бывают разные. Мама тогда сильно болела, вот он и придумал, что она как-будто умерла… — Голос у Лильки дрогнул. — И стал сочинять, как без нее плохо. И заревел. Представляешь — сам придумал и сам ревет…
— О господи, — явно подражая матери, всплеснула руками Валя. — Что ли так бывает?
— У поэтов бывает, — авторитетно заявила Лиля. И только тут поняла, что не сердится на брата, а, наоборот, гордится им.
Дома девочки застали Марию Ивановну, которая хлопотала у примуса.
— Вы чего такие невеселые? — сразу заметила она их настроение. — Кушать хотите?
— Хотим! — хором ответили подружки.
— Вот и ладушки. Сейчас вам супчику налью, жизнь-то и повеселеет.
Мария Ивановна поставила на стол миску с жидким пшенным супом, положила рядом три ложки.
— Кушайте на здоровье. А я сбегаю еще одну Лилечку позову, Крамаренкину. Мальчишек дома нет, сидит одна, бедненькая. Вы уж с ней поласковей — сиротка она. Сколько уж времени прошло, а все по матери слезки льет.
Через несколько минут скрипнула дверь, и в комнату вошла худенькая большеглазая девочка.
— Тетя Маня сказала, что она придет не скоро. Чтоб мы никуда не ходили.
— А куда идти-то в такую жару? На вот, ешь, потом играть будем. Мне вчера Коля куклу сделал… Да ты ешь, это все твое, мы с Лилькой уже наелись.
