Еще не осознав случившегося, надеясь, что это страшный сон, превозмогая боль и страх, Коля поднялся и медленно побрел к тому месту, где несколько минут назад стоял его дом.
Оцепенев от ужаса, отказываясь верить своим глазам, смотрел он на торчащие из завала обломки знакомой мебели, на уцелевший дымоход, возвышающийся над развалинами, как памятник похороненному здесь беспечному его детству. И оставшейся под руинами матери…
Пыль затмила солнце, и в этом удушливом коричневом мраке призраками метались люди. Истошно кричала женщина, опустившаяся на колени перед лежащей без сознания девочкой с окровавленным лицом. Это была Инночка — самая веселая, самая красивая девочка на Донской улице. Та, что собиралась идти с Лилькой на фронт, чтобы перевязывать раненых. Она останется жить, но никогда больше не увидит солнца, голубого неба, цветущих акаций. По голосам будет узнавать родных и друзей.
Раненых отнесли в больницу, мертвых похоронили. Остальных Мария Ивановна привела на Ульяновскую. Семью Крамаренко поместила в своем дворе, чтобы сподручнее было помогать осиротевшим детям. Сюда же, на Ульяновскую, привезли из больницы и Инночку Кримашеву. И, как прежде, просиживали у нее по полдня подружки, сочиняя новые, совсем невеселые, игры — про бомбежки, про раненых да слепеньких.
* * *
Города, как люди, — у каждого свое лицо. Но, когда приходит общая беда, они становятся похожими друг на друга — суровыми и строгими. Таким был осенью сорок первого года Ростов-на-Дону, ставший к ноябрю прифронтовым городом.
К оборонительным боям готовились не только части Северо-Кавказского военного округа — на сборных пунктах обучались военному делу бойцы Ростовского полка народного ополчения. В этот стрелковый полк, созданный по решению областного комитета партии, записывались женщины, пожилые люди, совсем молодые ребята — все, кто по возрасту, или по состоянию здоровья не подлежал призыву в армию. Потому что нельзя отнять у человека право защищать родную улицу, родной дом!
Все чаще и чаще падали на город бомбы. Мальчишки, вооружившись лопатами, помогали взрослым заравнивать воронки, расчищать завалы. Таскали на крыши песок, чтобы было чем тушить зажигалки. Обычно фашисты сбрасывали их по ночам. Постоянно дежуривший на крыше своего дома Яшка, услышав характерный звук — будто лупят по крыше из рогатки металлическими шариками, — командовал:
— К тушению приступить!
И первым кидался к ящику с песком. А утром невыспавшийся, злой на фашистскую нечисть, перевернувшую вверх тормашками всю его светлую жизнь, пошатываясь, шел на работу.
