Викторыч ожидал чего угодно, но только не этого. Ослепительно-белый конус ручного фонаря выхватил из мрака десятки обнаженных человеческих тел… Фраза, произнесенная старшим прапорщиком, могла бы войти в исторические анналы, если бы на девяносто пять процентов не состояла из нецензурных слов. Так выразиться надо было еще суметь. Потом наступила гробовая тишина.
— Это, что, тащ прапорщик, гарем турецкого султана на этапе? — высунулся из за его спины Димка-сапер.
— Цыц, «Ржевский», молчать! — это к прапорщику вернулся утраченный на мгновение дар речи.
Действительно, пол помещения был метра на два ниже площадки перед дверью, и все пространство было забито сидящими, лежащими, стоящими молодыми обнаженными женскими телами всех существующих на Земле рас и народов. Придя в себя, Викторыч оценил, — Примерно сотня женщин и девушек в возрасте примерно от пятнадцати и до тридцати лет, совсем как в «универсальном магазине», на любой вкус и размер!
— Первое отделение, ко мне! — одновременно он поднял забрало шлема. В легкие ворвался холодный и вонючий воздух, пахло немытым телом, мочой и экскрементами. В ярко-белом луче фонаря было видно, как в холодном воздухе вверх поднимаются зловонные испарения. Прапорщик даже вспомнил заумное название этого явления — миазмы. Минуту спустя быстрым шагом подошел старшина Павленко. Здоровенная, как шкаф фигура, которую бронескафандр делает еще массивнее, автомат вскинутый на правое плечо. Ну вылитый Шварцнеггер в «Хищнике», а следом за ним и все его отделение. Парни только что побывали в своем первом бою, да еще каком, и были изрядно возбуждены.
— Товарищ прапорщик, первое отделение прибыло по вашему приказанию, в бою потерь не имели, — отрапортовал комод1, и подмигнул, — Все нормально, товарищ прапорщик, не так страшен черт, как его малюют. Перемочили всех за милую душу, бойцы из них никакие. И чего только они на нас хвост подняли?
— Не все так просто, Леша — прапорщик сделал шаг в сторону, — Смотри! Внимательно смотри! И это не единственный такой грузовой трюм.
Павленко поднял светофильтр на шлеме и некоторое время молча смотрел в глубину трюма, потом выразился кратко и емко, — Ну не… ж себе, товарищ прапорщик! И сколько же их здесь всего? — его передернуло, — Товарищ прапорщик, я все понял, какие будут указания?
— Во, как раз, товарищ лейтенант на связи! Товарищ лейтенант, переключаю на старшину Павленко.
— Значит, так! — услышал Павленко в наушниках голос лейтенанта, — Вскроешь остальные двери. Эти, скажем так, «ЖЕРТВЫ ТАТАРСКОГО НАБЕГА», держи пока под полным контролем. Я опасаюсь, как бы у них не началась коллективная истерика от неясности обстановки. Психануть с непоняток они вполне могут. По моему приказу, будь готов перевести их к нам на борт. Все ясно, старшина?
