— Что за пошлая семейная драма! Фу, какая скука! Мы не станем вас слушать! — Он плюнул в пол, и дед ударил его с разворота, попав точно в живот, барон стукнулся спиной о стойку, сполз по ней и остался сидеть на полу, увенчанный задравшейся шубой как венком. Дед взял его стакан и осушил одним глотком.
— Ну, столяр-поляр, — сказал он, озадачивая меня боязнью произнести вслух имя отца, хотя того звали просто Магнус, и дед это знал, но сейчас он говорил тоном, которою я никогда раньше не слышала, — чего б тебе по-тихому не наладить лыжи домой, если тебе претит выпить с отцом? Ты не такой как все, да? Еще бы, рожден в болезни, зачат и того хуже, жало мне в плоть от сотворения. Вали в своё благолепное гнездышко, а парня оставь мне.
Он раскачивался на каблуках, но каждое слово произносил отчегливо, и вся "Вечерняя звезда" внимала ему, а когда дед замолчал, все посмотрели на моего отца. Ему нечего было сказать, он глядел прямо перед собой, сжав кулаки и сгорбившись больше обычного. Я пыталась встретиться с Еспером взглядом, мне это удалось, я поманила его и прошептала:
— Иди сюда!
Он очнулся, пошел и сделал то, чего не ожидал никто. Он подошел к отцу, обнял его и поцеловал. Кто-то засмеялся, но без издевки, просто засмеялся и ударил в ладоши, и через минуту хлопали все. Они смеялись, хлопали и топали ногами. Отец приосанился, осторожно улыбнулся, кивнул кому-то из знакомых и за плечи повел нас к выходу. Тут Еспер обернулся, посмотрел на барона и крикнул:
— Ты покойник!
Кругом захохотали, отец поднял Еспера за воротник и вытолкнул за порог, но я знала, что он уже не сердится.
Прежде чем закрыть за нами дверь, я увидела деда, он стоял один с пустым стаканом барона в руке, и на секунду мне показалось, будто он решил, что Еспер имел в виду его.
Что моя мать умела, так это рассказывать истории. И петь песни. Она сочиняла псалмы. Ее фамилия до свадьбы была Оэн, и она жила в Бангсбустранде, примыкавшем к нашему городу с юга. Почти все в поселке были рыбаками, все как один — христианами, но носившие фамилию Оэн воистину выделялись своей праведностью. Они были сдержанны в речи и не засоряли ее местным говором, как делали все, за исключением приезжих, а когда они позже создали торговый кооператив, то нарекли его "Божья помощь", или "Складчина", как его называли мы. Он наверняка существует и поныне. Тем, кто не были его членами, приход зимы не сулил добра, а если год выдавался нерыбный, то они стучались в двери "Божьей помощи" и молили принять их — да поздно. Это был им урок.
