— Боже, как я голодна! — радостно воскликнула Кароль.
Она долго со вкусом выбирала блюда и наконец остановилась на полудюжине плоских устриц и зубатке под фенхелем.
— Для меня — то же самое, — сказал Филипп.
Он и думать не мог о еде, и его удивило, что жену совершенно не занимает предстоящий тяжелый разговор. Хозяйка появилась снова, показывая им блюдо, где на водорослях лежали несколько рыбин в серебристой чешуе с белыми брюшками и раскрытыми ртами. Они выбрали одну среднего размера, и официант тут же подал им устриц.
— Они выглядят великолепно! — сказала Кароль.
Официант разлил по бокалам заказанный Филиппом «Сансер» и бесшумно удалился.
— Итак, — начала Кароль, — что же такого важного ты хотел мне сообщить?
— Я — ничего! — ответил он. — А вот у тебя, судя по всему, кое-что изменилось в жизни, раз ты даже перестала ночевать дома!
— Ты прав, — кивнула она, — многое сейчас меняется.
Она подцепила со льда устрицу, выжала на нее лимон, проглотила. Филипп рассеянно последовал ее примеру.
— Это связано с Ксавье Болье? — спросил Филипп.
— Нет, Ксавье — не более чем светский приятель.
— Значит, есть кто-то другой?
— Да, Филипп.
— Так скоро? — спросил Филипп с саркастической улыбкой.
— Ты не способен этого понять, — вздохнула в ответ Кароль. — Ты оцениваешь время с позиции мужской логики. А ведь порой две недели могут оказаться важнее года жизни. Я встретила удивительного человека, Филипп!
Филипп почувствовал, что задыхается, и сделал глоток вина. Кароль съела еще пару устриц.
— Ты влюблена? — Филипп пытался говорить спокойно-равнодушным тоном.
— Да.
Их разделило молчание. Кароль съела сухарик и продолжила, медленно и веско роняя слова:
— Между нами возникло какое-то очень сильное… сильное и настоящее чувство!
Она подняла на Филиппа прозрачно-честный взгляд. Лицо его исказилось, он оттолкнул тарелку.
— Возможно, я жестока, Филипп, — бросила Кароль. — Но я глубоко уважаю тебя, я так к тебе привязана, что просто не могу и не хочу ничего скрывать!
— Уважение? Привязанность? Да ты просто издеваешься надо мной!
— Да нет же! Когда я думаю о нашем прошлом, меня волнуют и трогают объединявшие нас чудесные воспоминания!
— Например, Жан-Марк! — воскликнул Филипп.
Кароль грустно покачала головой.
— Ах, Филипп! Почему ты упорствуешь и портишь все горькими словами? Мы оба знаем, в чем виноваты друг перед другом. Но ведь у нас было и другое. Ты не мог все забыть, Филипп.
На блюде оставалось четыре устрицы. Наконец официант решился их унести.
