— Привет, Юн, — вдруг слышу я.
Оборачиваюсь. И вижу Хильду, она стоит посреди балкона, с пачкой «Принс майлд» в руке. Приветливо мне улыбается. Она всегда приветлива, не пойму, черт побери, как Эскиль ее заарканил, не пойму, как она его терпит, — во всяком случае, он ее не заслуживает.
— Привет! — отвечаю я, подхожу, кладу руку на ее голое загорелое плечо, рядом с татуировкой, изображающей какой-то азиатский символ. — Давненько не видались! — Я обнимаю ее.
— Верно. Я не видела тебя с шестидесятилетия Греты.
— Фу ты, а я и не помню. Здорово тогда перебрал, — говорю я, со смешком.
Она не смеется, смотрит на меня в упор и осторожно улыбается, странноватой улыбкой, улыбается так, словно жалеет меня, понять не могу, почему она меня жалеет, но впору подумать, будто на мамино шестидесятилетие я что-то натворил, отчебучил что-то, сам я не помню, но вполне возможно, пьяный был вусмерть. Впрочем, не стоит сейчас думать об этом, нельзя слишком серьезно воспринимать все, что мне говорят.
— Как жизнь? — спрашиваю.
Она смотрит на меня, улыбается, теперь улыбка самая обыкновенная.
— Хорошо! А ты как?
— Тоже хорошо! — отвечаю, стараюсь говорить бодро-весело, улыбаюсь ей.
Две секунды.
— А как с группой? — неожиданно слышится голос Эскиля.
Оборачиваюсь, он не спеша идет к нам, темные очки сдвинуты на лоб, смотрит на меня, посмеивается.
— Как дела с группой? — опять спрашивает он, небрежно подмигивая, весь прямо лучится самоуверенностью и спокойствием.
— Отлично! — Я тоже стараюсь улыбнуться. — Работаем!
Он кивает, а немного погодя спрашивает:
— Ты не староват для этого дела, а?
— Староват?
— Ну, мотаться по стране и мечтать о лаврах поп-звезды, — говорит он.
— Я, между прочим, о лаврах поп-звезды вовсе не мечтаю, — отвечаю, чувствую новый прилив раздражения, но продолжаю улыбаться.
— A-а, ну да, ну да, — говорит он. — Ты же артист!
Смотрю на него, тоже хочу съязвить, но не выходит, не могу я ничего затевать, ведь добром это не кончится. Смотрю на него и только посмеиваюсь, вроде как принимаю его слова за шутку, вроде как не слышу в них сарказма. Оборачиваюсь к Хильде, с улыбкой гляжу на нее, но она не смотрит на меня, стоит и как бы чмокает губами, смотрит на Эскиля, взглядом просит его умерить свой пыл. В глазах деланое безразличие, она как бы показывает, что он ее утомляет.
— Что случилось? — спрашивает Эскиль. Глядит на жену, вскидывает брови, корчит преувеличенно невинную мину.
— Ничего не случилось, — говорит Хильда.
