Мой дед взял с собой Якова в синагогу, чтобы тот смог помолиться.
Великий раввин читал проповедь. Синагога сияла огнями. Она была переполнена верующими. Женщины, как полагается, сидели наверху отдельно. Мужчины — внизу. Казенный раввин Гольденберг переводил с древнееврейского на идиш то, что говорил Великий раввин.
Когда тот закончил молитву, мой дед с ужасом увидел, что перед Великим раввином вырос дядя Яков.
Мой двоюродный прадед закричал:
— Я молиться хочу! Дарм вил их! А они — в Азове — не пускают меня, еб их мать! — При этом он бил себя кулаком, и Георгиевский крест трепетал на его груди. — Не пускают, суки, из-за этого креста!
Великий раввин ничего не понял из русской речи моего прадеда, но обратился к Гольденбергу:
— Я не знаю, что говорит этот человек, но мне кажется, что он говорит правильно. Почему он показал на свой крест?
Гольденберг объяснил раввину суть дела. Тогда Великий раввин сказал:
— Этот крест — не крест черной сотни, которая мучает наш народ. Такую награду человек получил потому, что героически сражался за свою великую Родину — Россию — нашу мать, мать всех народов, населяющих ее огромные пространства. И его крест является символом величия и храбрости, а не порабощения! Пусть этот человек ходит в синагогу, как все. Передайте в Азов, чтобы ему там разрешили молиться.
Побывал в синагоге раз и я (десять золотых, обещанные дедами, стоили того!). Помню, как оба старика — Прут и Аптекман — между молитвами переговаривались: «Наш внучек с головой! Я заглянул в его задачник: ничего не понял! Из одного бассейна переливали воду в другой, а поезд ехал с такой-то скоростью… Вопрос: сколько было воды в бассейне? Наш (тут последовал жест в мою сторону) шмырк-шмырк карандашиком… И ответ, точно как в задачнике!» Оба с любовью и гордостью погладили меня по голове.
Иногда деды брали меня на ссыпку: место, где из мешков хлеб пересыпали в бункера или в трюмы кораблей, которые его увозили за море.
Для разминки старики боролись на поясах. По кубатуре они были одинаковыми. Дед Аптекман — пониже ростом, но шире в плечах. А дед Прут — повыше, но в плечах уже. Силы они тоже были одинаковой и никак не могли опрокинуть один другого.
Помню это зрелище: они, как быки, зарывались ногами в прибрежный песок, но победить один другого не могли, из-за чего всегда огорчались. Выручал старший рабочий деда Прута — Александр Максимович Поддубный — брат знаменитого впоследствии русского борца. Он спрашивал:
