Я медленно двинулась дальше — к Столовой комнате. На своей стороне дома она занимала половину длины и казалась тёмной и мрачной. Возможно, она стала бы гостеприимней при свете люстры и настольных свечей, накрытых крошечными пурпурными колпачками. На столе не было ни скатерти, ни еды, ни питья. Над камином висел портрет разъярённого старика; ореол белых волос топорщился вокруг его искажённого лица, свекольно-красного от гнева; его рот был открыт, и даже тяжёлые губы раздвинулись, обнажая свирепые крепкие зубы; он размахивал толстенной тростью, грозившей выскочить из картины и оглушить смотрящего на неё. Он был неброско одет, и художник не позаботился о фоне, нарисовав лишь одну эту враждебную фигуру, грозящую комнате. Я ощутила внезапный страх.
На нижнем этаже оставалось ещё две комнаты до парадной двери. В первой из них некая леди склонилась над письменным столом — спиной к свету, а значит, и ко мне. Она тоже напугала меня: своими клочковатыми седыми волосами, которые, как сбежавшие из корзины змеи, спускались беспорядочными, спутанными косами к плечам грубого серого платья. Как и всякая кукла, она, разумеется, не двигалась, но её затылок выглядел безумно. Её присутствие помешало мне тщательней рассмотреть обстановку Письменной комнаты.
У самого Северного фасада, как я решила его называть (следуя, должно быть, своему собственному компасу), располагалась холодная на вид комната с каменным полом без ковров, белые стены которой были увешаны оправленными в рамы головами и рогами множества животных. Ничего другого там не было, но эти голова и рога покрывали стены от пола до потолка. Я была уверена, что всех этих созданий убил свирепый старик из Столовой комнаты, и тут же возненавидела его за это. Зато мне не пришлось ломать голову над названием: эта комната была Трофейной.
Тут я поняла, что в доме нет кухни. Едва ли она располагалась наверху. Я никогда о таком не слышала, и всё же решила проверить.
Кухни там не было. Все комнаты на втором этаже оказались спальнями. Их было шесть, и они так походили одна на другую — с их тёмными, охровыми обоями и узкими медными кроватями, в запустении начавшими ржаветь, — что я нашла непрактичным различать их иначе как по номерам; во всяком случае, пока. В конце концов, я могла и лучше узнать свой дом. Спальни под номерами 2, 3 и 6 вмещали по две кровати. Я вспомнила, что в доме живут, по меньшей мере, девять человек. Тёмные стены, тёмный пол, постельное бельё и даже оконные стёкла в одной из комнат оказались забрызганы и измазаны чернилами: сразу было видно, кто в ней спит.
