Отец бросился поперёк дорожного потока. Кажется, это была Портсмут-роуд. Мужчина, остановивший автомобиль, вышел и направился к нам. Я заметила, что его спутница — в вишнёвой шляпке-клош и намного моложе его — занялась своими ногтями.
— Поломались? — спросил мужчина.
Мне казалось, что это очевидно: дорога позади нас была усеяна деталями двигателя и маслянистыми каплями. К тому же, отец, конечно, объяснил ему?
— Что-то не получается найти корень зла, — сказал отец.
Мужчина стянул с руки водительскую перчатку, большую и грязную.
— Подержите-ка.
Отец подержал.
Мужчина небрежно запустил руку под капот. Раздался громкий хлопок.
— Накрылась. Если спросите меня, то не ручаюсь, что она вообще когда-нибудь заведётся.
— Тогда лучше не буду спрашивать, — дружелюбно сказал отец. — Жарковато, правда?
Он утёр высокий морщинистый лоб и провёл рукой по гребням седых волос.
— Нужен буксир?
— Только до ближайшего гаража.
Отец всегда произносил это слово с идеальным французским акцентом.
— Куда?
— До ближайшей мастерской. Если вас это не слишком затруднит.
— Ну, теперь уж деваться некуда, правда?
Мужчина извлёк из-под заднего сиденья своей машины толстый потёртый трос, чёрный и засаленный, как верёвка палача.
— Рада познакомиться, — только и сказала его подруга, собирая в футляр свои скальпели и лак для ногтей. Нас дотянули до города, который мы проехали час или два назад, а затем отцепили у ворот гаража, стоявшего на окраине.
— Он, конечно, закрыт на выходные? — спросила мама. Вот уж чей голос я всегда могу вспомнить в одно мгновение: гортанный, и всё же красивый, по-настоящему золотой.
— Вернётся, наверное, — сказал наш благодетель, по-рыбацки сматывая верёвку. — Постучите как следует.
Он трижды громыхнул ногой по опущенному железному ставню и, не сказав больше ни слова, уехал.
Это был мой день рождения, и, вспомнив про обещанное море, я начала хныкать. Константин, раздражённо поёрзав, ещё глубже ушёл в себя и свою книгу; но мама, перегнувшись через переднее сиденье, раскрыла мне свои объятья. Я подалась к ней и зарыдала, уткнувшись в плечо её ярко-красного платья.
— Kleine Lene, wir stecken schon in der Tinte.
Моему отцу, который владел идеальным произношением на шести языках, но говорил лишь на одном, не нравилось, когда мама переходила на свой родной немецкий в кругу семьи. Он ещё резче стукнул по ставню. Мама хорошо знала все его причуды, но не придавала им значения, когда дело касалось нашего благополучия.
