— Я помогу, — сказала я. — Объясни, что нужно делать.
— Вот морока, я не могу попасть внутрь и сделать замеры. Можно, конечно, и без них. Вообще, Дундук сказал, что замеры не нужны, только общее впечатление. Чтобы дать нам представление об аксонометрии. Но, ей-богу, с футами и дюймами было бы проще.
Судя по вороху белой бумаги, исчерченной за короткое время (а оно могло быть только коротким), Константин отлично справлялся, однако он был не из тех, кто останавливается на полпути к совершенству.
— Скажи, что нужно делать, — предложила я, — и я сделаю.
— Спасибо, — ответил он, затачивая карандаш специальным инструментом, — но это работа для одного человека. По сути. Я потом покажу, как это делается, и ты начертишь другое здание, если захочешь.
Ещё некоторое время я осматривала и ощупывала мой дом, пока Константин не дал ясно понять, что я ему мешаю. Я вышла, переобулась и поставила чайник в ожидании маминого прихода и нашего вечернего чаепития.
Когда Константин спустился к нам (мама звала его трижды, но это было в порядке вещей), он сказал:
— Знаешь, сеструля, тут какая-то отмочка.
— Не употребляй жаргон, — сказала мама, — и не называй так свою сестру.
Он ответил, как отвечал всегда, когда она его отчитывала:
— Прости, мама.
Затем он сунул мне в руки чертёж.
— Смотри, здесь кое-чего не хватает. Видишь? — он указывал куда-то огрызком изумрудного карандаша со следами зубов.
Конечно же, я не увидела. Я ничегошеньки в этом не понимала.
— После чая, — сказала мама. Она вкладывала в такие знакомые слова не материнскую, но императорскую твёрдость.
— Ну, мамуля… — начал упрашивать Константин.
— «Мама», — сказала мама.
Константин принялся выуживать из тарелки цветную капусту.
С невозмутимостью (или, говоря обо мне, с её видимостью) мы приступили к еде. Моя альтернативная личность, хотя и пережившая отказ Константина от помощи, начала угасать.
— Так чем ты там занимаешься? — в конце концов, спросила мама. — Это напоминает Розеттский камень.
— Я снимаю аксонометрический слепок с подарка Лены.
— И?
Но Константин уже не спешил излагать свою теорию. Он сунул в рот кусок ржаного хлеба, намазанного домашним сыром, а затем тихо сказал:
— Я сделал примерный набросок, но комнаты в доме не сходятся. По крайней мере, комнаты на первом этаже. Похоже, что наверху всё в порядке. В этом-то и отмочка. Прости, мама.
Всё это он произнёс с полным ртом, и теперь набил его ещё плотней.
— Что это за чушь?
Мне показалось, что мама уставилась на него совершенно не похожим на неё взглядом.
