Они танцевали в молчании, уютном и дружеском.
— Как по-твоему, что дальше? — спросил наконец Эдвард. — Он, кажется, уже все перепробовал?
— А на мой взгляд, он был ужасно трогательным и жалким.
— Квинтэссенция глупости. Лайл, у меня не было шанса поговорить с тобой о той истории дома. Наверное, мне не следовало бить малого, учитывая, что творится с Фэ, но правда, это уж было слишком. Мне очень жаль, если я устроил ненужную сцену, но, должен сказать, получил от нее удовольствие. — Когда она промолчала, он добавил: — Ты очень сердишься? Лайл, ты, случайно, не…
— Нет. Совсем нет. Ладно, признаюсь, что сама получила удовлетворение. — Его рука сжала ее. — Я, — добавила она, — стояла на пороге пещеры и охорашивалась.
— Заметила его ухо? Не как капуста деформировано, но явно распухло, и струйка крови. А потом эта невероятная скотина еще имел наглость пялиться на тебя поверх своей гармошки.
— Это все для вида. Чтобы позлить Фэ.
— Я не вполне уверен.
— Если так, то большого успеха он не имел.
— Что ты хочешь этим сказать? — резко спросил Эдвард.
— Она на тебя смотрела, дорогуша.
— Ты хочешь сказать, что Фэ… — Он замер и вдруг покраснел. — Лайл, — начал он, — по поводу Фэ… Случилось нечто очень странное. Это поразительно и… ну… чертовски неловко. Я не могу объяснить, но мне хочется думать, что ты поняла.
Карлайл подняла на него глаза.
— Ты не слишком внятно изъясняешься.
— Лайл, милая… Лайл, понимаешь…
Они обошли в танце сцену. Карлайл сказала:
Вон стоит наш официант и наблюдает за нами. Кажется, он старается поймать твой взгляд.
— К чертям его.
— Да, старается. Вот он идет.
— Наверное, какая-то проклятая газета меня выследила. Да, вам нужен я?
Официант тронул Эдварда за локоть.
— Прошу прощения, сэр. Срочный звонок.
— Спасибо. Пойдем со мной, Лайл. Где телефон?
Помешкав, официант глянул на Карлайл и сказал:
— Если мадам простит, сэр… — Его голос упал до шепота.
— Господи милосердный! — вырвалось у Эдварда. Он взял Карлайл за локоть. — Какие-то проблемы. Кузен Джордж просит, чтобы я пришел к нему. Я отведу тебя за столик, Карлайл.
— Господи помилуй, что он теперь затеял?
— Вернусь, как только смогу. Извинись за меня.
Когда он уходил, Карлайл изумленно заметила, что он очень бледен.
В фойе, которое было почти безлюдно, Эдвард остановил официанта.
— Насколько все скверно? Он сильно поранился?
Тот поднес стиснутые руки к лицу.
— Говорят, он мертв, — сказал официант.
