Неброшенный камень | страница 7



Наши беды,
Что приходят за летом следом –
Первым снегом, беспечным русским,
Сухотравьем, пропахшим грустью,
Давним счастьем, забытым где-то…
И последним
На всё
Ответом.
* * *
Тобаго или Тринидад?..
О, этот дикий аромат
Невызревшего чуда!
Незримы зимы и лета,
Но нет и малого следа
Там, где я не был никогда
И никогда не буду.
Там ныне вечная весна,
И ты, наверное, одна,
И блики нашего окна,
И медленное стадо
Домой плетущихся коров,
И тишь,
И сглаженность углов,
И дальний смысл
Тех вещих снов,
Что понимать
Не надо.
* * *
Весенний морок пучеглазых звёзд.
Весенняя дневная лепота.
Цветёт и отцветает лебеда.
Птенцы вороньи падают из гнёзд.
И тесен мир за письменным столом.
Не познан,
Не осознан до поры
Наш белый свет,
Но эта или та
Вдруг падает падучая звезда,
И подставляет истина уста
Нам в просверке озоновой дыры.
И счастье наше коротко и зло.
Птенцы вороньи встали на крыло.
* * *
Всё вдруг сковал мороз!
Суть естества
Нестойких агрегатных состояний
В стремленье обдурить, надуть…
Но я не
Зело умён, и я стою на том:
В округе всё сковало –
Вечным льдом!
Нас оглушил,
Опустошил мороз.
Нас холод обложил дурацкой данью,
И ни тепла, ни просто обещанья,
Ни вместе,
Ни, тем более, поврозь.
И вся любовь!.. Озноб и маята.
Лишь на стремнине чёрная вода
Ещё дымит, не ощущая льда…
* * *
Воспрявших трав
Разлёт и взлёт –
Отмытый грех июльской засухи.
Ветвей сплетенье и разброд,
Остылое мерцанье вод
И незаметный поворот
К осенним снам.
Побеги-пасынки
Плюща берут на абордаж
Плетни, ограды, средостенья
Калиток, чьё предназначенье –
Вводить собак в визгливый раж.
Сычи ведут свой репортаж
С низин – и эти песнопенья
Темны,
И ночь добавит тьмы,
И до утра не верим мы
Ни в судный день,
Ни в искупленье,
Ни в катастрофу потепленья,
Ни в близость
Гибельной зимы.
* * *
Природа рвёт свои контракты
С тобой: болезни, чехарда
Невзгод – печальное контральто
Холодной осени!
Пуста
Твоя рассудочная трезвость.
И – день за днём, и бесполезность
Хозяйкой топчется в душе.
Подруга в бледном неглиже –
Луна – лениво, неохотно,
Проклюнется, заглянет в окна,
Смутясь, скользнёт к карандашу
И коленкоровой тетради,
Где с чашкой чая на ночь глядя,
Я, как стихи, долги пишу.
Долги – за газ и отопленье,
И свет, и светопреставленье,
Которое имело быть,
Но мы с тобою, стало быть,
Смогли презреть его наличье,
За неразборчивую прыть,
За всё,
Что с горьким безразличьем
Мы по ночам в общенье личном
Избыть сумели
И забыть…
* * *
Мне снился, конечно, Париж!
Поля Елисейские, башня
Под небом, французские «башли»,
Кабак незаметный и тихий –