— Ну, до свиданья, Дениза, — говорит она, — до встречи. Да?
— До встречи, — отвечаю я, пожимая ей руку, и Тина, кивнув, медленно отходит. Я окликаю ее, но она не слышит или делает вид, что не слышит. — Береги себя, Тина! — кричу я ей.
И вот теперь, лежа в прохладной, удобной казарме, в полной безопасности, я думаю о том, какими глупыми должны были ей показаться мои слова: «Береги себя!» Она ведь так и делает. Бережет себя. Тина борется за существование как умеет.
Впервые я встретил ее четыре года назад, это была застенчивая, восприимчивая четырнадцатилетняя девочка, ученица средней школы. В то время она вместе с семьей жила на Хоум-стрит. Ее маленькому брату нравились пожарные машины, и однажды она привела его в наше депо. В тот день я был дежурным, и мы по-доброму разговорились с ней. Я спросил, в какой школе она учится и нравится ли ей заниматься. Поиграл с ее братишкой Филлипо. После этого они стали часто приходить в депо — они жили на соседней улице. Она спрашивала: «Где Дениза?» — и ребята, подтрунивая надо мной, называли меня «кумир желторотых». Тина призналась мне, что ей надоело жить дома с младшими братьями и сестрами и надоело ходить в школу — ведь она и читать-то толком не умеет, ей хочется работать, чтобы покупать себе красивые платья, но бросать школу ей еще нельзя — слишком мала.
Перед ней стояли те же проблемы, что и перед миллионами других американских подростков. Она росла и хотела быть человеком, а не лишним голодным ртом в доме, не тем, кто спит на раскладушке в проходной комнате и кто оказывается хуже всех на уроках родного языка в английской школе, потому что английский язык ему не родной.
Через два или три месяца — не помню точно — Тина перестала появляться в нашем депо. Я совсем забыл о ней, пока снова не встретил сегодня утром на Фокс-стрит. Но забыл о ней не я один на этом ее коротком пути в три квартала — от Хоум-стрит, где она жила тогда, до Фокс-стрит, где обретается теперь. Разговаривал ли с ней хоть раз школьный воспитатель или учитель? Помню, ее мать получала пособие — знает ли чиновник из бюро социального обеспечения о том, что у нее есть или была дочь? Неужели не нашлось ни одного тактичного человека, который поговорил бы с этой застенчивой, умной девочкой? Попытался бы рассказать ей, как справляются с душевными сложностями, которые неизбежны для молодого, взрослеющего человека? Был ли рядом с ней кто-нибудь, кому доступны хотя бы такие понятия, как руководство, совет, достижение цели, независимость, самоуважение? А может, дело вовсе не в этом. Может, дело вовсе не в недостатке советов или наставлений. Может, все попросту связано с теми условиями, в которых она росла. Разве можно толковать о самоуважении девочке, которая вынуждена донашивать обноски с сестриного плеча? Разве можно говорить с ней о независимости, если у нее никогда не было отдельной комнаты и нормального дома? И какие цели может она перед собой ставить, когда она в жизни еще не получила новой пары туфель за 10 долларов и путешествовала только один раз — из Пуэрто-Рико в Америку?..
