Последняя реальная надежда для Нью-Йорка блеснула, когда Норман Мейлер и Джимми Бреслин выставили свои кандидатуры соответственно на пост мэра города и председателя муниципального совета. Мейлер намеревался превратить Нью-Йорк в 51-й штат — разбить город на множество небольших городков-спутников, хотя население каждого все равно превосходило бы население штата Вермонт. А Бреслин — один из немногих людей, понимающих сегодня, что речи, которыми обмениваются в углу за столиком водопроводчики, представляют определенный интерес. Но оба претендента потерпели в этих скачках поражение — силы были неравны. Когда колесо Демократии не спеша обернется и подойдет черед следующих выборов, я уже не буду принимать в них участия. Я собираюсь остаться вне игры. Подобно жокею, я люблю эту лошадь, и мне горько, что результат скачки от меня не зависит.
Да, Нью-Йорк для меня слишком велик. И не только для меня, я думаю. В нем слишком много людей, слишком много школ, слишком много чиновников, слишком много заключенных, слишком много «кадиллаков», слишком много безработных, слишком много банков, слишком много заброшенных зданий, слишком много бед.
Но мы — вся наша семья из пяти человек — по сей день ютились бы в трехкомнатной квартире нью-йоркского многоквартирного дома без лифта, если бы не старушка, которая забыла оставить завещание...
■
Сижу у себя дома на кухне и смотрю, как моя жена Пэт готовит омлет с грибами. Она стоит ко мне спиной и сбивает в сковородке яйца. Сейчас три часа дня. Дети гуляют. Мне хочется обнять жену, сказать ей, как я ее люблю, приласкать. Но нет времени — надо ехать на работу, успею только съесть омлет и выпить чаю...
— Уже четверть четвертого, — говорит Пэт, — если хочешь поспеть в часть к пяти, надо торопиться.
Она наливает чашку чаю и садится напротив. Проницательные, чуткие глаза устремлены на меня, нижняя губа прикушена, Это ее привычка: она всегда прикусывает нижнюю губу, когда у нее что-нибудь на уме. Принимаюсь за омлет. Пэт пристально смотрит на меня и молчит. Я ем, а она молчит. Наконец доедаю омлет и кладу сахар в чай.
— Ну хватит, Патриция Энн, нечего прикусывать губу, — говорю я, размешивая сахар в чашке. — Выкладывай, что там у тебя.
— Так, не важно.
Всякий раз, когда предстоит важный разговор, Пэт сначала говорит, что это не важно.
— Не хитри. Если ты вот так смотришь на меня, прикусив губу, значит, тебе надо мне что-то сказать.
— Честное слово, ничего особенного. Просто беспокоюсь, хорошо ли ты себя чувствуешь, можно ли тебе снова выходить на работу.
