В следующую минуту Рилла почувствовала себя в чьих-то спасительных, ласковых объятиях. Это была мама… бледная, с огромными глазами.
— О, мама, как тебе удается выносить эту боль? — воскликнула Рилла.
— Рилла, дорогая, я еще несколько дней назад поняла, что Уолтер собирается записаться добровольцем. Так что у меня было время, чтобы… взбунтоваться, а потом постепенно смириться с неизбежным. Мы должны отпустить его. Это Зов более могучий и настойчивый, чем зов нашей любви… Уолтер откликнулся на него. Мы не должны делать еще тяжелее приносимую им жертву.
— Мы приносим большую жертву, чем он, — горячо воскликнула Рилла. — Наши мальчики жертвуют только собой. Мы жертвуем ими.
Прежде чем миссис Блайт успела ответить, в комнату заглянула Сюзан, никогда не обременявшая себя такими излишествами этикета, как стук в дверь. Глаза у нее были подозрительно красными, но она лишь сказала:
— Я могу принести вам завтрак сюда, миссис докторша, дорогая.
— Нет-нет, Сюзан. Мы все сейчас спустимся к столу. Вы знаете… что Уолтер записался добровольцем?
— Да, миссис докторша, дорогая. Мне вчера вечером доктор сказал. Я полагаю, что у Всевышнего свои причины допускать такое. Мы должны покориться и надеяться на лучшее, ведь все в жизни имеет свою хорошую сторону. Военная служба, возможно, хотя бы излечит его от увлечения стихоплетством, — Сюзан продолжала считать, что поэты и бродяги одним миром мазаны, — а это уже кое-что. Но, слава Богу, — пробормотала она чуть тише, — что Ширли еще слишком мал…
— Разве это не то же самое, как если бы вы благодарили Бога за то, что сыну какой-то другой женщины приходится идти воевать вместо Ширли? — спросил доктор, остановившись на пороге.
— Нет, не то же, доктор, дорогой, — сказала Сюзан с вызовом, взяв на руки Джимса, который открыл свои большие темные глаза и протянул к ней из колыбели свои пухлые ручки. — Не приписывайте мне слов, которые я никогда и не подумала бы произнести. Я простая женщина и не могу спорить с вами, но я не благодарю Бога за то, что кому-то приходится идти воевать. Я только знаю, что, похоже, кто-то непременно должен идти на фронт, если мы не хотим, чтобы нас всех сделали подданными кайзера. А теперь, погоревав и высказавшись, я соберусь с духом и, если не могу выглядеть вполне довольной, постараюсь выглядеть настолько довольной, насколько смогу, — заключила она, а затем, выставив в стороны костлявые локти и заботливо прижимая к себе Джимса, направилась вниз, в столовую.
