— Что ты остановился! Работай! Давай! Работай, работай же, наконец! Двигайся, двигайся!!! Ну, же…
А он не двигается. Тогда я сама его толкать бедрами стала. Заелозила, стала подбрасывать. Кручусь, толкаюсь и даже кусать его стала. Так меня разбирает. У меня словно наваждение какое-то. Ничего не чувствую и не понимаю. Мне надо только его движения. Только эти его удары. А их нет. Они не происходят. И тогда я уже во весь голос, только ему хотела крикнуть, как он вошел разик, а потом еще и еще и еще. И пошло и поехало! Да с такой ведь энергией и так мне этого не доставало, а тут, как будто бы все повторяется сначала. Я уже хотела сказать ему, даже рот открыла, но вместо этого, вдруг, как заору. Это от того, что стала кончать. Меня все скрутило, выгнуло дугой и я не помню как, но головой, о спинку кровати, как трахнулась! Не чувствую даже этого. Мне казалось, что тогда об меня можно было и доски ломать. Так я вся напряглась и исходилась. Вообще улетела. На тот раз надолго. И глаза от чего-то закатились. И не дышу. Все! Конец мне! Испарилась. Лечу себе легким перышком.
Ночью проснулась от настойчивого желания. И пока я соображаю, от чего это и почему, чувствую, что это меня Петечка язычком ласкает. И так хорошо, так настойчиво, что я сразу же начала постанывать, а потом говорю ему тихо.
— Любимый! Мальчик мой!? Почему ты не спишь? Тебе надо спать. Ну, что ты припал к ней и все ее трогаешь и трогаешь? У тебя будет еще время. Спи, родной мой! Спи!
Говорю, а самой так хочется, чтобы он меня не слушал и продолжал так же. А он и не думал слушать. И пока я его уговаривала, он во мне до таких местечек добрался, что у меня просто дух уже стало захватывать.
— А… а… — Стону я. — Ну, что ты, миленький! Что ты, любимый?
И я вместо того, что бы оттолкнуть его, наоборот, обхватила голову руками и стала к себе прижимать там. А ноги мои, сами в разные стороны разошлись и вверх задрались. Словно не жена я, а девка дворовая. Давалка бессовестная. Но мне в тот момент не до того было. Я вся внимала его. И не просто внимала, а впитывала, всасывала его и его бесподобный язык. Между прочим, ничуть не хуже, чем его член. Он так же настойчив и активен во мне и работает, как заведенный. Трудится! Старается! Шлифует меня. И это после стольких трудов? Сначала вспахал меня, а теперь просто шлифует. Заглаживает.
— Ой! Как же приятно!
Уже месяц, как наши мужики в морях.
Когда уходил Петенька, я увидела, что Вера тоже провожает своего Василия. Она была заплакана. Я, как могла, ее успокаивала и говорила, что этот вызов ненадолго, а Верка говорила, что наоборот. Видно ее сердечко сильнее моего предчувствовало разлуку. Она оказалась права. Мужики наши ушли и надолго, а мы остались вдвоем. Я и Верка, соседка.
