— Не волнуйтесь, Виктор Викторович, уж стаканами я вас обеспечу.
— Понимаю. А парень и правда смешной. А может, и перспективный. С вашей помощью, — закрыл тему Сухов. — Выпьем за успехи молодых.
Выпили.
— И за вас, Юра. Вы человек, не скажу — хороший ли, но живой.
Выпили.
— Виктор Викторович, а что-нибудь про сегодняшний вечер вы напишете? — полюбопытствовал Лева.
— А сегодня что-то произошло? Чудесное?
«Сухов очарователен», — мелькнуло у Юрия Николаевича. Хотя такое определение больше подходило женщине, например Васе.
— Давайте споем? — неожиданно для самого себя предложил Скворцов.
Лева выпучил глаза.
— Для этого надо выйти на улицу, — серьезно осмыслил ситуацию Виктор Викторович. — Там все-таки акустика лучше.
Вышли, обнявшись, и без репетиции затянули что-то про крыло и самолет или запах тайги и двинулись вниз по бульвару. Вася огляделась. Она привыкла присматривать за пьяными. Охраны, которая торчала в зале у дверей, она не заметила. Да и кому придет в голову, что двое пьяных, шатающихся по бульвару, классики — каждый в своем жанре, конечно. Лева тоже начал озираться, и тоже охраны не увидел. «Отпустил, что ли? Совсем нехорошо. — В непривычных ситуациях Лева всегда привык опасаться. — А где же его машина? Как же он домой поедет? На такси, что ли?» — металось в его голове.
— Всех отпустил, — крикнул Скворцов отставшему в задумчивости Леве. — Пешком пойду, мне недалеко. — Лева онемел. — Всех отпускаю! Все свободны! — доносилось из темноты.
«Бред какой-то», — подумал Лева. Так работать он не привык.
…Работа Васина, как и ее жизнь, была непростой, хотя многим и то и другое казалось мечтой. Почти каждый вечер возникала необходимость в посещении разнообразнейших светских мероприятий, выставок, концертов и других интеллектуальных развлечений. А потом нужно живо и весело об этом рассказывать заждавшимся слушателям. Сначала было не то чтобы забавно, но хотя бы интересно, потом скучно, потом просто тоскливо. На глазах некоторая часть якобы цивилизованной общественности деформировалась, часть деклассировалась, часть деморализовалась… В последнее время редкое знамение русской культуры производило на Васю впечатление. Она стала даже радоваться, когда действо оказывалось отвратительным — хоть что-то происходит. Невыносимо было смотреть, как культура зарастает графоманской порослью — графомания расцвела и процветала не только в литературе, но и на сцене, в кино, в телевизоре. И Васе было уже как-то неловко снова и снова изо дня в день рассказывать по радио о несуществующем культурном празднике, несуществующем не только для нее, но и для всех и каждого. Единственным отдохновением была, пожалуй, возможность повидаться с друзьями-приятелями, которые так же тащили в гору непосильный культурный продукт. Итак, на следующий день после славных посиделок у «Поэта» Вася, слегка подлечив голову, уже тащилась на очередную театральную премьеру. И на этот раз, прибыв в театр, она искала глазами в первую очередь вовсе не главных участников мероприятия — они и так обычно торчали на самом виду, а свою давнюю приятельницу, замечательную театроведку Ольгу, которая и заманила ее на эту премьеру.
